— Подожди… прекрати, — наконец промолвила она, когда я принялся осторожно скользить рукой по ее гладким коленям, сдвигая вверх платье. И, чуть помедлив, добавила: — Не здесь же…
Того мужчину, который в подобной ситуации удержался бы и не спросил, «а где?», можно было бы награждать орденом «За сдержанность». Я такого ордена явно не заслуживал, поскольку этот пресловутый вопрос мгновенно слетел с губ.
И вот теперь она уже хитро прищурилась, поправила волосы и, запахнув на груди платье, спросила:
— Что — где?
К счастью, я моментально понял, что не стоит давать ей повода для издевательств, и как-то интуитивно почувствовал: надо выждать паузу.
— Нет, ничего, вернемся к нашей приятной беседе. — Я хладнокровно отстранился и стал шарить под скамейкой в поисках закатившейся туда банки пива. — Может, тебе еще стихи почитать?
Когда я вновь поднял глаза, то увидел, что она, так и не застегнув платье, смотрит на меня с нескрываемым любопытством. И, хотя меня несколько раздосадовал этот изучающий взгляд, я вновь, словно повинуясь какому-то внутреннему толчку, прильнул к ней, разжал ее губы своим языком, жадно проник ладонями под платье и нащупал ее грудь.
— Ты — хитрое и насмешливое чудо! Я повешусь на ближайшем дереве, если ты меня сейчас прогонишь.
— Какие страшные угрозы! — рассмеялась она и, чуть погодя, добавила: — И какой пылкий мужчина, просто невозможно устоять… Дай еще сигарету.
Мы вновь закурили, и я при свете зажигалки увидел ее обнаженную грудь.
— Какая чудная ночь…
Я слегка отодвинулся от нее и сел боком. Она нащупала мою руку, лежавшую на скамейке, и слегка пожала. И в этом прикосновении ее пальцев было что-то столь обнадеживающее, что я уже почти не сомневался в дальнейшем.
— Ну, пойдем. — Светлана бросила сигарету на землю, придавив ее носком туфельки, затем встала, застегивая платье.
Вслед за ней поднялся и я.
— Куда?
— В музей, на экскурсию.
Я ждал этих слов и тем не менее обомлел и задрожал. Обнявшись, мы пошли по дорожке к скиту. Возле самого входа я повернул ее к себе и вновь поцеловал.
Затем она отстранилась и как-то просто, даже обыденно, проговорила спокойным тоном:
— Я пойду проведаю Дашу и заодно возьму ключи. А ты подходи к самому музею и жди меня там. И хотя это сложно, но постарайся, чтобы тебя никто не видел.
Я послушно кивнул, и, войдя в скит, мы расстались. Светлана повернула налево, а я обошел вокруг темневшую в лунном свете часовню и приблизился к музею, встав в тени дома. Где-то лаяли собаки, в некоторых окнах еще горел свет, ярко светили звезды, а я лихорадочно курил, пряча сигарету в ладони. Все вокруг казалось невероятным, таинственным, неуловимым. В том, что Светлана придет, я не сомневался, но все дальнейшее представлялось столь волнующим, что я старался не думать об этом раньше времени. Откуда-то донеслись позывные «Маяка», и я машинально бросил взгляд на часы. Половина двенадцатого. Два часа прошли так упоительно-незаметно, что можно было бояться только одного — столь же мгновенно пролетит и эта необыкновенная ночь.
Я ни о чем не думал и ничего не чувствовал — как до этого не чувствовал ни Бога, ни любви — и лишь хищно всматривался в темноту в надежде поскорее увидеть белое платье. Нетерпеливое ожидание — самая невозможная вещь на свете, но, не будь его, даже счастье покажется только мимолетной приятностью.
Когда Светлана наконец появилась из-за часовни, я почему-то подумал об ангеле и с усмешкой отогнал от себя это нелепое сравнение.
— Подожди, — первым делом прошептала она, — я сначала открою дверь, а потом ты поднимешься и войдешь.
Я согласно кивнул и не стал выходить из черной тени, пока не услышал звук открываемого замка. Поспешно, одним прыжком, я вскочил на веранду и боком втиснулся в полуоткрытую дверь. Светлана тут же заперла ее за мной, а я прошел дальше, в темные залы, откуда на меня повеяло теплой и устоявшейся духотой.
— Направо, — шепнула Светлана, появляясь за моей спиной, и я послушно повернул — именно там находился единственный диван. В доме было очень темно и тихо, только осторожно скрипели половицы под нашими крадущимися шагами, да в прихожей тикали настенные часы с маятником.
Войдя в зал первой, Светлана приблизилась к дивану, перед которым стоял круглый инкрустированный стол, и сняла веревку, огораживающую этот уголок комнаты.
Двигаясь, как лунатик, и ориентируясь лишь на ее платье, я осторожно приблизился, уронил сумку на пол и обнял Светлану за талию. Она медленно повернула ко мне лицо и мягко отстранилась.
— Я сама…
Отступив на шаг, я стал раздеваться, наблюдая, как замедленными, парящими в темноте движениями она распустила пояс, прошлась пальцами по верхнему ряду пуговиц, а потом нагнулась и стала расстегивать подол. Я уже успел снять рубашку и взялся за пояс джинсов, когда она распахнула платье и легким взмахом рук освободилась от него. На ней остались лишь белые трусики и туфли. В темноте я не видел глаз Светланы, но чувствовал, что и она смотрит на меня.
Оставшись совсем обнаженным, я сделал к ней два неуверенных шага — и тут вдруг в прихожей стали бить часы. Мы вздрогнули и приглушенно рассмеялись. Она положила руки мне на бедра. Я повторил ее жест и, ощутив пальцами шелковистую ткань, медленно стянул с нее трусики и встал на колени, пока она, опираясь на мое плечо, переступала через них своими белыми туфельками. Не вставая с колен, я стал нежно и осторожно быстрыми, щекочущими движениями губ целовать ее ноги, бедра, живот, придерживая обеими руками за теплые ягодицы. Она вдруг сделала какое-то резкое движение и уселась на стол, слегка разведя согнутые в коленях ноги. И я понял ее невысказанное желание. Приблизился к краю стола, положил ладони на ее бедра и, просунув между них голову, стал осторожно щекотать языком ароматные, нежные, влажные места — пока она не застонала и, выпрямив ноги, не положила их мне на плечи.
Время уже не играло никакой роли, я его не чувствовал и только дрожал, стараясь унять собственное возбуждение, лишь бы страстно вздыхала и постанывала она. В какой-то момент почувствовав, как ее руки с благодарностью коснулись моей головы, я встал и уже хотел было войти в нее, но Светлана отстранилась и опустила ноги со стола:
— Пойдем на диван.
Я послушно лег на диван, а она села на меня сверху, смуглая и страстная, как богиня, подрагивая в темноте разметавшимися темными волосами, часто двигая бедрами и прижимая к своей горячей груди мои руки… Наконец она содрогнулась, замерла и с полустоном-полувздохом жадно поцеловала меня в губы.
