ахнула.
— До того, как ослепнуть, я готовился к выставке, — тихо начал рассказывать Денис. — Идея заключалась в том, чтобы показать лица тех, кто всей душой любит свою работу. Я планировал нарисовать представителей одиннадцати профессий.
Я быстро сосчитала все картины, на которых были изображены счастливые люди. Не хватало одной.
Будто услышав мои мысли, Денис пояснил:
— Я так и не начал последнюю картину. Попал в аварию и лишился зрения.
— Ох, мне так жаль, — сказала я, с жалостью глядя на грустное лицо парня.
— Ну, не все так плохо. Операция решит проблему, надо просто собрать деньги.
— Много?
— По моим примерным подсчетам тысяч двести.
— Всего-то? — удивилась я. — И ты еще столько не собрал? Тебе мало платят?
Денис мгновенно изменился в лице. Мечтательность и грустная улыбка исчезли, он снова стал безэмоциональным роботом.
— Мне достаточно платят, — нейтральным тоном ответил Денис. — Но отложить не всегда удается, надо еще помогать родным и самому как-то жить.
Я почувствовала, что сглупила, начав говорить о деньгах. Портить только что наладившиеся отношения с Денисом мне не хотелось, поэтому я сразу же произнесла:
— Прости, я не подумала.
Он ничего не ответил, поэтому я решила вернуться к предыдущей теме:
— А какая картина должна была стать последний? Ты уже знал, что нарисуешь?
Несколько долгих секунд Денис раздумывал, стоит ли продолжать рассказывать о себе. В момент, когда я решила, что мне уже не вернуть его расположения, парень вдруг произнес:
— Писателя. Я хотел изобразить писателя.
— А ведь я когда-то хотела стать писателем, — вспомнила я о своей подростковой мечте. — Хотела писать детские книги.
— И что помешало?
Я пожала поджала губы, промычала в задумчивости и, вернувшись к Денису, села рядом с ним на диван.
— Моя мама посчитала, что мне не стоит этого делать.
— Но ведь это твоя жизнь, — нахмурился Денис.
— Мама считает, что моя жизнь принадлежит ей. Она родила меня для того, чтобы я стала той, кем она хочет меня видеть.
— И кем же она хочет тебя видеть?
— Женой богатого человека. Того, кто сможет приумножить наше состояние. Она хочет, чтобы я очень удачно вышла замуж и…
— Она хочет сделать на тебе деньги, — перебил меня Денис. Выглядел он весьма недовольно.
Мне не понравились его слова. Отчасти потому что они были правдой. Правдой, которую я не хотела признавать. Если признаю, то в след за верой в счастливое будущее исчезнут и мои мечты, которые я прячу в прошлом. Мечты — это все, что осталось у меня, после потери веры. Мечта стать писателем, мечта влюбиться, мечта обрести свободу. Они уже давно не имеют силы, потому что без веры они стали всего лишь воспоминанием о том, чего я раньше так хотела. Эти мечты в прошлом, которое я слишком любила и люблю. В нем я была счастлива, и в нем я до сих пор живу.
— Не люблю, когда люди молчат, — недовольно заметил Денис. — Мне не понятно, какие эмоции они испытывают.
— Я просто задумалась, — тихо ответила я.
— Над моими словами?
— Да, — честно ответила я.
Денис вдруг громко и звонко рассмеялся. Я даже вздрогнула от неожиданности и удивлённо уставилась на него.
— Мы с тобой принадлежим разным мирам, а проблемы у нас одинаковые, — перестав смеяться, сказал он. — У тебя много денег — не удивляйся, здесь все знают, кто твой отец, — но твоя свобода ограничена желанием твоей матери. У меня же денег мало, но я тоже ограничен своей слепотой.
Размышления Дениса вызвали во мне улыбку. Я тоже думала, что у нас с ним нет ничего общего, но вовсе не из-за принадлежности к разным мирам. Просто потому что он — это он, а я — это я. Но Денис вдруг нашел то, что делает нас неполноценными, но в то же время объединяет.
Наша неполноценность стала тем, что нас связало. Именно поэтому мы сидим здесь, в полутемной судии художественной школы, пьем виски и говорим по душам.
— Знаешь, мне кажется, что у нас намного больше общего, — заметила я, вертя в руке кружку с остатками виски. — Просто надо поискать.
Уголки губ Дениса поползли вверх, и я поймала себя на мысли, что мне очень нравится, когда он улыбается.
20 декабря, вторник
Сегодня после занятий мы с Верой идем в кафе «Звездная ночь». В четверг, когда она предложила получше узнать друг друга, я сразу же позвал ее в это кафе. К моему удивлению, Вера согласилась. На следующее утро, отоспавшись, я решил, что все произошедшее было сном. Протрезвев, Вера наверняка пришла в ужас от того, с кем она всю ночь пила и разговаривала.
Но даже несмотря на все эти мысли, сегодня, в свой выходной, я одеваюсь и зачем-то иду на работу. Чтобы не казаться идиотом, в душе которого теплится надежда, я беру с собой Уголька — моего померанского шпица, черного от кончика носа и до кончика хвоста. Но, даже несмотря на все эти мысли, я одеваюсь и зачем-то иду на работу. Чтобы не казаться идиотом, в душе которого теплится надежда, я беру с собой Уголька — моего померанского шпица, черного от кончика носа и до кончика хвоста.
Когда я потерял зрение, мама хотела забрать Уголька себе, потому что за шпицами нужен большой уход, но я наотрез отказался расставаться со своим другом. Удивительно, но прежде брешущий на всех и вся Уголек сразу же остепенился и стал тихим и спокойным псом. Словно произошедшее со мной несчастье заставило его резко повзрослеть. Правда, поводырь из него никакой — может запросто увести в совершенно противоположное направление, похлеще Ивана Сусанина.
Держа Уголька на коротком поводке, я дохожу до «Альтер-Эго». Увидев собаку, Виолетта принимается визжать от восторга. Уголек громко тявкает и бежит к ней. Я проверяю часы — до урока Веры остается десять минут.
— Гуляете? — спрашивает Виолетта, теребя Уголька — я это знаю по его довольному фырканью.
— Угу.
Звякает колокольчик, и я стремительно поворачиваюсь к входной двери. Сердце замирает. Она или не она?
Спустя невероятно долгий миг я слышу знакомое мелодичное «Здравствуйте».
Она.
Невольно улыбаюсь.
— Это твоя собака?! — спрашивает Вера. По ее голосу я делаю вывод, что она в настроении и, кажется, даже улыбается.
Надежда крепнет и разрастается, заполнив все внутри меня.
— О, Вера, здравствуйте! — доносится до нас голос Марины Львовны.
— Здравствуйте! Ничего, если мы освободимся сегодня пораньше на полчасика? У меня есть одно дело.
Я замираю, вслушиваясь в каждое ее слово. Одно дело? Со мной?
— Разумеется. Раздевайтесь