— Ну, так каких еще львов мы можем посадить на цепь? — настаивал Колин.
— Ведь это навсегда, — прямо сказала я. — И может появиться кто-то еще.
Тут я его задела. Лицо его потемнело.
— Да, тут может быть закавыка. Спасибо, что сказали.
— Я не о себе думала, — торопливо поправилась я. — О вас.
— Обо мне? — Он казался пораженным. — Вот уж я тут ни при чем. Не теперь. — Он опять положил свои руки на мои, чуть сжав запястья. — Я думаю, Дебби, что у вас обо мне неверное представление. Я могу петь романтические песни, но это не делает меня Лотарио. Гораздо чаще я напоминаю слона в посудной лавке. — Его лицо опять затуманилось и снова прояснилось. — Конечно, у меня были женщины, но по-настоящему я любил только два раза в жизни.
Два раза! Я начала раздумывать, кого еще он любил, кроме Энн, когда он встряхнул мои запястья.
— Теперь, если у вас на уме есть еще возражения, выкладывайте их, прежде чем они все испортят.
Просто и очень по-детски я сказала:
— Колин, я состарюсь. Я не всегда буду способна оправдывать ваши затраты. Я могу нажить ревматизм или… — Он выглядел озадаченным, но не прерывал меня, — стать забывчивой, или слегка свихнуться, и если бы я была просто экономкой, вы могли бы…
— Наверное, купить лужайку и выставить вас на подножный корм! О Дебби! — Он снова улыбался, и его лицо лучилось морщинками удовольствия. — Вот уж не волнуйтесь, что касается меня, вы всегда сумеете оправдать затраты! — Он схватил меня за плечи и тряхнул. — У вас седые волосы! — обвиняюще закричал он.
— А у вас живот эркером! — крикнула я в ответ, хлопая ладонью по тому месту, которое когда-нибудь могло так выглядеть.
— А я вам за это снижу зарплату! — Он придвинулся поближе.
Вершина ухаживания, подумала я. За это его тоже надо хорошенько тряхнуть. Я неожиданно схватила его за плечи — и вдруг не захотела отпускать.
— Дебби, так заполучу я вас или нет? Вот в чем вопрос.
Я, точнее моя правая щека, сделала дурацкую вещь. Она на мгновение опустилась на его левое плечо. И потом я выпрямилась и сказала деловым тоном:
— Ладно, но не раньше окончания семестра. Жаль на счет центрального отопления, но боюсь, с ним придется подождать до после Рождества.
— Боже ж ты мой, — сказал Колин, совершенно непонятным тоном, — как неудачно. — И потом целую минуту, показавшуюся мне очень длинной, он не говорил ничего. Он просто смотрел на меня испытующе и без единой искорки в глазах.
Я раздумывала, не сделала ли я глупость, когда в комнату возбужденно ворвались Йен и Руфь, чтобы позвать нас к чаю.
Семья Колина восприняла нашу новость так, что лучше нельзя было и пожелать. Я ожидала, что его отец и мать будут довольны — как по родительским, так и по личным соображениям, — но мне согрело душу письмо Джека из Канады, и еще больше — звонок Джин из Ангуса. В ноябре она ждала ребенка, своего четвертого, но она твердо намеревалась приехать на наше бракосочетание в январе.
— Передайте близнецу от близнеца, — рассмеялась она, — что без меня он будет женат только наполовину.
— От близнеца? — повторила я. — Я не знала.
— Ну, лучше приготовьтесь, — озорно предупредила она. — Как-никак, уже имеются Йен и Руфь и мои двое!
Она так мило разговаривала, и я с удовольствием предвкушала встречу с ней. И все-таки легкий разговор был еще одним примером того, что в браке могут быть такие сложности, каких не бывает, если просто ведешь хозяйство.
Но если Камероны — не исключая Магды, пославшей мне очаровательную записку, — были довольны, то противодействие мамы оказалось упорнее, чем я предполагала, и даже в письме Алана отчетливо звучали предупредительные нотки. Первые каникулы в колледже были с двадцать шестого по двадцать девятое октября, и я решила в это время съездить домой и попробовать уговорить маму. Колин должен был быть в Германии. Он уезжал туда двадцать четвертого, собираясь вернуться девятого ноября, через два дня отправиться в Штаты и снова быть в Шотландии только к Рождеству, так что до свадьбы я не часто смогу его видеть. Здесь тоже была проблема. Я всегда считала, что церемония моего бракосочетания состоится только в Уимблдоне, но вряд ли мамино отношение в данный момент способствовало этому.
— Меня утешает только, что он этого не видит, — сказала она во время одного из наших телефонных разговоров, чем окончательно повергла меня в уныние. Только письмо Барбары с бодрым советом «не обращать внимания на маму или кого-нибудь другого» и заверением, что «все будет великолепно», оживило меня, и когда я его читала, мое подавленное из-за папы настроение стало улучшаться. В конце концов, он советовал мне время от времени давать себе волю. Он бы наверняка меня понял.
— Вы не думаете, что мне стоило бы съездить в Лондон поговорить с вашей мамой? — предложил Колин, и когда я стала яростно возражать, он выглядел расстроенным. У него были свои заботы. У его отца появились первые признаки бронхита, и мать снова забеспокоилась из-за необходимости оставаться в Крилли зимой до тех пор, пока мы сможем все взять на себя.
За день до отъезда Колина в Германию у меня в колледже возникло осложнение. У замужней ученицы с двухлетним ребенком что-то не заладилось дома, и она пришла на занятия с мальчиком. Очевидным решением было передать его другой ученице, которая в тот день обучалась уходу за детьми, но оказалось, что ему нравятся более солидные женщины. Он вцепился в меня как пиявка и успешно отражал все покушения на его права.
— Вы ему нравитесь, мисс Белл, — заметил кто-то, и еще кто-то добавил: — И он похож на вас. Честно, можно подумать, что он ваш.
Полагаю, это было правдой. У него были волосы вроде пакли и карие глаза, а еще он хорошо отработал хук слева и время от времени радостно колотил меня по лицу.
Мне стало неуютно от мысли, что у меня никогда не будет собственных детей, — но ведь думать так было бы неблагодарно по отношению к Колину. В конце концов он готов был поделиться со мной своими.
— Что-нибудь неладно, Деб? — остановилась проходившая мимо знакомая преподавательница.
— Да, — яростно сказала я. — Это существо только что подбило мне глаз. — Это была чистая правда, и в доказательство Фредерик Уинслоу, все еще цеплявшийся за мою шею, стукнул меня еще раз.
— Это что, — бодро сказала подруга, — я боялась, что вы расстроились из-за Гамильтон. Ну и наглость, — добавила она. — Но у них ничего не выйдет, не волнуйтесь. Вас взяли на семестр, и все тут. — Гамильтон была фамилия учительницы, которую я заменяла.
