— Что мы будем делать? — спросила Оливия.
Нелл удивилась.
— Ты сама знаешь, — сказала она резковатым тоном, — мы пойдем смотреть картину в Национальном музее, ты же говорила…
— Действительно! Как глупо, что я забыла. Спрошу Бронгера, как туда добраться.
— Я отвезу вас, мисс. Профессор не позволил бы действовать иначе.
— Неужели профессор? Мистер ван дер Эйслер — профессор?
— Да, мисс. Его очень высоко ценят. Когда вы хотите ехать, мисс?
Они поехали в темно-синем «ягуаре», гладком и сверкающем. Бронгер проводил их ко входу в музей, вручил Оливии две-три банкноты, сказав, что профессор велел ему взять на себя все расходы и что он будет точно на этом месте в двенадцать часов.
— В музее есть кафе. Желаю приятно провести время.
Что они и сделали. Они ходили по залам, разглядывая портреты и пейзажи. Оливия опасалась, что девочке будет скучно, но оказалось, что Нелл так же интересно, как ей самой. В одиннадцать часов они перекусили в кафе, потом вернулись к «Ночному дозору»[6] и сели напротив. Картина была огромная, они не сразу разобрались во множестве фигур, и Нелл потребовала, чтобы о каждой ей было рассказано — даже о собачке. Они сидели, соприкасаясь головами, и тихо перешептывались, забыв обо всем.
Когда мистер ван дер Эйслер уместил свое крупное тело на скамейке рядом с Оливией, она вскинула голову.
— О Господи, мы совсем забыли о времени! — Оливия посмотрела на часы, отвернувшись, чтобы скрыть, как она покраснела.
— Нет-нет, последнюю операцию отменили, и я освободился раньше. Вы давно здесь?
Нелл прижалась к Оливии.
— Сто лет, — сказала она счастливым голосом. — Оливия рассказывала мне об этом человеке на картине. Кто отвезет нас домой, ты? А Бронгер обещал, что приедет в двенадцать.
— Можно я вместо него? Я его предупредил, что захвачу вас по дороге.
— Конечно, дядя Хасо. Я люблю Бронгера, но тебя я люблю еще больше. Оливия тоже — правда, Оливия?
Оливия холодно произнесла:
— Я еще не обдумала этот вопрос.
— Бронгер женат на Офке, — рассуждала Нелл, — так что ты можешь его только немножко любить, а то она будет против, зато дядя Хасо…
Избегая веселых глаз мистера ван дер Эйслера, Оливия торопливо проговорила:
— Да-да, конечно. Давайте поедем.
— А ты еще не рассказала про того человека в углу.
— Я думаю, надо что-то оставить на следующий раз, — живо ответила Оливия, — твой дядя проголодался.
Мистеру ван дер Эйслеру очень нравилось сидеть с ними в музее, но он видел, что, пожалуй, лучше согласиться с Оливией — она выглядела возбужденной и выбитой из колеи.
— Да, поедемте домой обедать. Что я тебе скажу, Нелл! Сегодня мы будем пить чай у мамы. — Увидев мгновенный испуг на лице ребенка, он добавил: — А ужинать ты будешь уже во Фрисландии.
Всю дорогу к дому он развлекал Нелл забавными историями, и она снова была счастлива.
Но веселость Нелл исчезла без следа, как только они сели в машину, чтобы ехать к матери. Ротик малышки вытянулся в твердую мятежную линию, и уговоры Оливии не помогали. Когда они остановились перед многоэтажным домом, Нелл тихо сказала:
— Дядя Хасо, ты обещаешь, что не оставишь меня здесь?
— Обещаю, liefje. Мама хочет на тебя посмотреть и убедиться, что тебе хорошо, она не станет мешать вашей поездке во Фрисландию, а когда каникулы закончатся, может быть, ты передумаешь и вернешься к ней. Через неделю надо возвращаться в школу, но это я уже устроил, ты не поедешь, пока мы здесь не разберемся со всеми делами.
— А тогда ты и мама повезете меня?
— Скорее всего, потому что надо будет поговорить с бабушкой, рассказать ей о наших планах на будущее.
Они собираются пожениться, подумала уничтоженная Оливия, и эту мысль подтвердило то, как Рита встретила мистера ван дер Эйслера: она обвила его шею руками и томно глядела из-под длинных ресниц — конечно, фальшивых. Он оставался спокоен, но ведь он вообще из тех мужчин, которые не показывают своих чувств, решила Оливия и подтолкнула Нелл к матери.
Рита прижимала к себе Нелл, целовала ее и говорила глубоким, любящим голосом. Оливия ни на йоту ей не верила и не сомневалась, что Нелл не верит тоже, а что думал мистер ван дер Эйслер, было скрыто за непроницаемым выражением его лица.
— Миленькая, — ворковала Рита, — сколько горя ты принесла своей мамочке, я чуть с ума не сошла… А теперь пойди поиграй, пока я поговорю с гостями. У тебя в комнате гувернантка Схалк, она тебе что-то принесла. Возьми… — Рита запнулась и мило улыбнулась Оливии, — забыла, как вас зовут, вот глупая…
— Оливия.
— Ах да, возьми с собой Оливию, миленькая. Я уверена, у нас для нее найдутся хорошие чаевые.
Рита сделала им знак уйти и повернулась к мистеру ван дер Эйслеру, а Нелл и Оливия покинули комнату.
— Только не бросай меня, — умоляла девочка, пока они шли через холл к дальней двери.
В комнате Нелл в кресле возле холодной печки расположилась юфрау[7] Схалк. Она была точно такая, как ее рисовала себе Оливия: темные глаза, маленькие и хитрые, длинный нос, высокий лоб с зачесанными назад темными волосами и поджатые губы, под которыми красовалась бородавка. Возможно, она была хорошая, работящая женщина, но Оливия сразу поняла, почему Нелл ее не любит.
Гувернантка что-то резко сказала Нелл по-нидерландски, та ответила и, обращаясь к Оливии, добавила по-английски:
— Оливия, юфрау Схалк знает английский.
— Доброе утро, — вежливо произнесла Оливия, и ей было предложено садиться.
— Эта английская бабушка портит глупую девочку, — сказала юфрау Схалк с сильным акцентом. — Ее надо отдать в нашу школу, пусть учится, а не делает все, что ей захочется.
Интересно, есть ли у девочки возможность делать хоть что-то, что ей хочется, когда она у матери, подумала Оливия.
— Она хорошо учится в школе и очень любит бабушку.
Гувернантка пожала плечами.
— Она старая и никогда ее не наказывает.
— Она не старая! — закричала Нелл. — И меня не надо наказывать! Я хорошая девочка, когда я не с вами. Я вас ненавижу.
— Тише, Нелл, — сказала Оливия, — юфрау Схалк не имеет в виду ничего плохого, она просто высказывает свое мнение. — Оливия заметила, что дама покраснела и готова разразиться возмущенной речью. — Может быть, Нелл сходит на кухню и выпьет стакан молока? — предложила Оливия и, не дожидаясь ответа, спровадила девочку, опасаясь взрыва со стороны ее гувернантки.
— Вы дура, — сказала Оливии эта дама. — От миссис Бреннон я знаю, что вы будто бы заботитесь о ребенке, на самом деле хотите окрутить профессора. Только зря стараетесь, они скоро поженятся, а вас отправят собирать вещи.
