дернулась, пошатнулась и начала наклоняться в сторону обрыва стены… сейчас упадёт и заберёт меня с собой.
Сейчас… всё закончится.
Но в этот же момент, так сильно захотелось жить… любить, бороться…
Я закричала так, как не кричала никогда в жизни. И меня услышал… он — Волков.
Повернул голову и в глазах его я увидела… любовь.
А потом всё как во сне… наши взгляды встретились, переплелись… угол зрения поменялся… бетонная колонна падала, а я вместе с ней…
Вижу, как кинулся Волков, напряженно смотрит Николаев… хватает Волкова за руку, дергает, останавливает и довольная улыбка пересекает ненавистное лицо.
Вижу лицо Андрея искаженное страданием, он бьёт Николаева по руке, в воздух взлетает телефон… каждый шаг Андрея ко мне, поднимает пыль… Андрей протягивает ко мне руки и кричит — Л-и-з-а! Не-е-ет!
А потом… ничего не вижу…
***
Я подбежал к краю стены и посмотрел вниз. Бетонная колонна лежит прямо, а Лиза привязана к ней. Обмякла, откинула голову. Ноги в неестественном положении. Глаза закрыты. Она мертва?
В ужасе смотрю на эту страшную картину и понимаю, вот какой итог моего настойчивого желания мстить.
Вот итог.
Всё во мне задрожало. Тело, разум. Безумная дрожь. Больная, истеричная. Ненормальная. Но уже бесполезная. Поздно дрожать и метаться, поздно что-то делать.
Поворачиваюсь и в этом странном состоянии иду на Степана. Он испуганно смотрит, шарит по карманам. Что-то ищет.
— Ну тварь, теперь ты за все получишь! — кидаюсь на него, хватаю за шею и начинаю душить.
А он судорожно дергает руками. Одной рукой за меня схватился, а другой пытается оттолкнуть. Пустые попытки. Пальцы мои в мертвой хватке впились в его шею.
— Убери свои руки, — цедит каждое слово, ворочает головой.
Одна моя рука отпускает шею, сжимается в кулак и таранит Степана в живот. Лицо его искажается болью, и в этот момент в руке появляется нож. Маленький, с тонким острым лезвием. Опасное орудие убийства.
Смертельная борьба между нами продолжается. Теперь только до крови. На самом деле — кто кого.
— Ненавижу тебя, — цедит покрасневшими, покусанными губами.
— Себя ненавидь, падла, — давлю что есть силы, пытаюсь не позволить ему коснуться моего лица.
— Ты мою жизнь сломал, и ответишь за это, прямо сейчас, — плюётся мне в лицо.
— А ты, ответишь за смерть Саши, — отвечаю сурово.
Он усмехается, ему смешно.
— Подавись своими девками, они мне были не нужны. Только хотелось тебе урок дать, чтобы не жил розовыми мечтами. Все они суки продажные. Все.
— Спасибо за урок, но ты перепутал, это тебе нужно учиться.
— Все бабы шлюхи и твоя жена шлюхой была, да ещё какой. Сама лучшая из шлюх. Она получила, что заслужила.
До слуха донесся вой сирены. Уже поздно, вряд ли они кого-то из нас спасут. Жаль, что не спасли Лизу.
Ещё удар. Я пытаюсь выбить нож из Степкиной руки, но он держит крепко. Только не может повернуть его и вонзить в меня. Силы почти на исходе, напряжение предельное. Из последних сил, какие ещё остались, я вцепился в руку с ножом. Степан давит сильнее и нож медленно поворачивается в мою сторону.
От напряжения мы оба трясемся сцепленные в жгут. Нас не разорвать. Если кто-то и попытается сделать это — не получится.
Градус нашей ненависти друг к другу зашкаливает. Никто не отпустит. Не уступит. Наши желания одинаковы, каждый хочет только одного — прикончить другого.
Последние секунды его или мои? Чьи секунды неизвестно.
С каждым миллиметром поворота ножа, я чувствую — мои секунды последние.
Пальцы онемели, сжимая руку Степана. Но я держу, словно они вросли в его кожу. До боли, до муки вросли.
Его лицо искажено ненавистью, он не отступит и я не отступлю.
— Остановитесь! — слышу голос следователя откуда-то издалека.
Ногой бью Стёпку по лодыжке и он падает, увлекая меня за собой.
Он падает, я на него и чувствую… как пронзает моё тело тонкое лезвие.
Вижу глаза Стёпки. Испуг, страх. Ненависти нет уже. Есть растерянность.
Степан отпускает меня, а я валюсь. Бессильно падаю в сторону, на бетонную крошку.
Несколько секунд я смотрю в утреннее небо. Бездонное, голубое…
Закрываю глаза и пропадаю в бездну.
***
Открываю глаза от страшного шума в голове, в ушах. Вокруг что-то шумит, гудит, трезвонит.
Проснулась, вернулась в сознание и сразу вспомнила, как летела привязанная к камню. Сейчас лежу на носилках, укрытая тёплым одеялом и моргаю, пытаясь рассмотреть хоть что-то.
Вижу над собой небо. Пустое, без облаков. И всё. Не могу ничего увидеть по сторонам. Слышу, вокруг суета. Краем глаза угадываю это врачи, полицейские, бегут, кричат. Почему они кричат все и сразу? Не понимаю, почему так шумно.
Не чувствую тело. Только боль. Сплошная, ноющая, режущая, всеохватывающая боль в теле. Непонятно. Как так получилось.
Но я всё ещё жива. Всё болит, но жива ведь.
Двигаться не могу, тело стянуто ремнями. Зачем? Постаралась приподнять голову. Боль пронизала тело. Я вскрикнула и откинула голову на твердую подушку.
Меня несут, куда, не могу видеть. С трудом, превозмогая острую боль, повернула голову в сторону и…
Волков.
— Волков! — кричу, но он не слышит.
Его тоже несут, но ещё не успели укрыть, и я вижу всю эту кровь, сплошное кровавое пятно.
— Волков! Нет, нет, Андрей! — кричу, а он не слышит.
Глаза закрыты, голова болтается, в такт шагов.
Я не вижу его лица. Не вижу. Боже, что с ним? Тоже упал, разбился?
— Волков! Господи! Андрей!
Носилки пронесли мимо меня.
— Подождите, нет, подождите! — кричу, но кажется, никто меня не слышит, я сама себя не слышу.
Ни голоса, ни крика. Ничего не слышу. Только голоса людей.
Попыталась поднять голову, но снова острая боль ворвалась в тело. Зато в это
