– Хавергал был дома? – спросила она тихо. Том кивнул. – Что он сказал?
– Ничего. Просто принял деньги и благодарность. Мне показалось, он чем-то недоволен.
Ничего удивительного, подумала Летти. После этого обед и пьеса показались ей нескончаемыми. Физически она присутствовала и даже выжимала из себя улыбки и какие-то реплики, чтобы участвовать в разговоре. Но душа ее была далеко. Сердцем она оплакивала последнюю и утраченную возможность счастья. После театра Нортон настоял на том, чтобы все поужинали вместе.
– Вот это удачный вечер, – ликовал Нортон. – Не остаться ли нам еще на день? – предложил он, когда ужин закончился.
– О, нет, – слабым голосом отказалась Летти.
– Понимаете, Летти, Ви нужно кое-что купить к свадьбе, – пояснил Нед. – Мне тоже хотелось бы успеть кое-что сделать, раз уж я оказался в Лондоне. Решил снять здесь мерки для свадебного камзола. Да и жалко не посмотреть всего, что хотелось бы. Одного дня хватит. Ведь особой срочности возвращаться домой нет.
– Нет, но…
Он сказал:
– Если вас смущают расходы, то забудьте об этом. Это мой подарок.
– Нет необходимости, уверяю вас.
Том поддержал Нортона:
– Мне тоже нужно кое к кому зайти, попрощаться.
Вопрос был решен – еще один день в Лондоне. Для Летти это было равносильно чуть ли не пожизненному приговору. Словно издалека донеслись слова Виолетты:
– Тебе тоже понадобится что-нибудь купить, Летти. Ты ведь не откажешься быть моей подружкой на свадьбе.
– Вечно подружкой невесты и никогда невестой, – пошутил Нортон. – Не обижайтесь, Летти, это просто шутка. Вот увидите, вас тоже украдут, еще до конца лета. Помяните мои слова.
Летти пришлось улыбнуться и сделать вид, что шутка ее ничуть не задела.
Глубокое мерное дыхание, доносившееся с соседней подушки, убедило Летти, что ее подруга крепко спит. Сама она никак не могла заснуть, то ворочалась с боку на бок, то наблюдала за движением лунного света, проникавшего сквозь задернутые портьеры окна. Летти пыталась решить, какой день в ее жизни был самый несчастливый – вчерашний или то воскресенье, когда она лежала с головной болью и не вышла к своим же гостям.
Наконец она пришла к выводу, что последний день превзошел все остальные в этом качестве, ибо теперь она не испытывала того раздражения против Хавергала, которое могло помочь справиться с горем. Она сама заварила всю эту кашу, только она виновата в том, что Хавергал больше не хочет ее видеть. Оставалось одно – забыть о гордости и послать извинение прежде, чем они уедут из Лондона. В уме она сочинила письмо и рано утром, пока Виолетта спала, поднялась, чтобы написать его на бумаге.
Но, сев за стол, она стала нервничать, что подруга может проснуться и застать ее за этим занятием. От волнения весь так удачно придуманный текст вылетел из головы. Очень трудна оказалась первая фраза. Сердце подсказало: «Хавергал». Именно так она решила обратиться, не Джекоб, не лорд Хавергал и не дорогой лорд Хавергал. «Глубоко сожалею, что не сумела правильно понять и оценить вас. Приношу извинения». Начав, она писала не задумываясь, словно говорила с ним лично, не пытаясь ничего ни утаить, ни приукрасить. «Признаюсь, что еще до нашей первой встречи была предубеждена против вас, почерпнув информацию из светских журналов и ваших деловых писем, касающихся наследства. Ваше первое посещение только укрепило мое неблагоприятное впечатление. Ко второму визиту вы успели измениться, но мое мнение оставалось прежним, и в глубине души я была готова ожидать самого худшего. Очень ценю доброе отношение к Тому и хочу верить, что вы делали это хотя бы отчасти, чтобы порадовать меня. Мне бы очень не хотелось потерять ваше расположение. Ваше мнение для меня много значит, поверьте. Искренне ваша. Летти»
Она быстро пробежала письмо, запечатала и отослала через слугу с кучером Нортона. То, что она решилась переломить себя, укрепило ее уверенность в собственных силах, и, когда все собрались за завтраком, Летти согласилась проехать с Виолеттой по магазинам, пока Нортон будет снимать мерки для свадебного туалета, а Том – навещать друзей.
Когда затем все снова встретились за столом во время ленча, Летти поинтересовалась, нет ли для нее почты. Ничего не поступало. Хавергал должен был получить записку утром до ухода из дома. Значит, не простил. Летти приуныла, но понимала, что вернуть его нельзя.
Когда зашел разговор о планах на дневное время, Летти изъявила желание посетить художественную галерею в Сомерсет-хаус, где проходила весенняя выставка живописи. В действительности ей хотелось побыть одной и не мешать счастью влюбленных.
– Мы пойдем с вами, – сразу заявил Нортон. – Ничто не доставляет мне такое удовольствие, как картины. Посмотрим полчаса и…
– Нед, вы не так поняли. Я собираюсь пробыть там несколько часов. Не беспокойтесь, со мной ничего плохого не случится, обратно доберусь сама – найму экипаж.
– Нет, этого мы не позволим вам сделать. Скажите, сколько времени вы пробудете, и мы заедем за вами.
– Два часа, – решила Летти. Тогда они попадут в гостиницу к чаю. Остается еще один бесконечный вечер, потом она поедет домой залечивать душевные раны.
– Может быть. Том захочет тебя сопровождать, – предложила Виолетта.
– Не нужно. Пусть попрощается с друзьями.
Хотя и не сразу, но Летти удалось настоять на своем, и ее отвезли в Сомерсет-хаус. Размеры галереи и огромное количество картин, закрывающих стены от потолка до пола, поразили ее. Народу было такое множество, что разглядеть полотна представлялось просто невозможным. Поток посетителей увлек ее за собой, за их головами взгляд выхватывал то колосья ржи, то ноги фермера, и лишь иногда удавалось увидеть картину целиком, если она висела достаточно высоко.
Так она дошла до широкой лестницы, которая вела на следующий этаж, где экспозиция, очевидно, продолжалась. Летти стала пробираться наверх, решив, что там может быть меньше народа.
Лорд Хавергал обычно приходил в Палату Лордов в десять или несколькими минутами позже. В это утро он пошел туда к восьми, так как в двенадцать ему нужно было уйти. Он ушел из дома перед самым приездом слуги Нортона. Работа не клеилась, мысли уносились к событиям прошлого дня. Он не мог не думать о Летти. Посетив пять ювелирных магазинов, он наконец нашел ее ожерелье и выкупил его на те пятьсот фунтов, которые вернул Том. Он пошлет бриллианты ей в гостиницу, на этом их отношения будут закончены. Горькая усмешка тронула губы; нет, это будет не конец – она, конечно, возвратит ему деньги. Тогда уже все. Потом, как раньше, он будет получать чек раз в квартал из наследства дяди Горация. Точно по графику. На мисс Бедоуз можно положиться – пунктуальна, как морской прилив.
