Рука жены скользнула под его одежду, коснувшись голого живота. Мышцы его сжались в предвкушении, Эмброуз почувствовал возбуждение. Если бы только гувернантка смогла остановить этот дикий вой Паркера. Если бы только мальчишка сам научился стоять за себя — если бы Паркер попытался отомстить, вместо того чтобы терпеть бесконечные издевательства Лэндона.
— Эмброуз, — прошептала Кларинда и за фалды сюртука потащила его к кровати. — Подари мне страсть, — сказала она, сбросив на пол его сюртук. — Дай мне…
Он перевернулся на бок, пытаясь воспротивиться, но Кларинда была настойчива, и он слишком боялся ее прогневать, чтобы вступать с ней в борьбу. Но его сыновья продолжали шумно выяснять отношения, и он не мог сконцентрироваться на акте любви — мешали доносящиеся с террасы вопли. Либо Паркер дал Лэндону сдачи, либо гувернантка его наказала, но теперь и Лэндон громко ревел.
— Мальчики, — пробормотал Эмброуз, судорожно ловя ртом воздух в промежутке между страстными поцелуями жены. — Этот адский шум должен прекратиться!
Кларинда расстегнула застежку на плече платья, и ее мерцающая белая грудь вывалилась из корсета. Эмброуз расстегнул брюки и спустил их до колен.
— Я твой повелитель и господин? — кротко спросил он.
Кларинда медленно задрала юбки до бедер. За окном наступила благословенная тишина.
— Ты мой господин, — сказала Кларинда с придыханием. — Подари мне дочь, Эмброуз, — в страстном забытьи прошептала она, и, когда обращалась к нему таким голосом, он чувствовал себя в силах исполнить любое ее желание.
Но в самый ответственный момент, едва Эмброуз проник в тело Кларинды, в его голову прокралось воспоминание — живое и яркое и до того отчетливое, словно это происходило вчера. Он видел двух мальчиков, фехтующих на заброшенном кладбище, что само по себе уже являлось святотатством, преступным пренебрежением не только к мертвым, но и к здравствующим аристократам. Он видел, как мелькнула, прорезая воздух, шпага Кита, и съежился от страха. Как может существо из плоти и крови двигаться так быстро? Это было преступлением против человеческой природы.
— Эмброуз! — Возмущенный возглас Кларинды донесся до него словно с дальнего конца туннеля, как эхо раздраженного оклика Кита. — Эмброуз, не отвлекайся! Грезя наяву, потомство не зачать!
Потомство. Грезы наяву. Дочь. Ему вдруг пришло в голову, что жена напоминает куклу. Но в отличие от куклы она, увы, говорила.
Итак, этот нищий голодранец считает, что обманул судьбу. Кит высоко метил. Эмброуз мог уничтожить его одним вскользь брошенным словом. Он мог и Вайолет сломать жизнь, как раз накануне свадьбы с еще одним ничтожеством. Он мог отплатить им обоим за прошлые унижения. Не то чтобы он слишком щепетильно относился к их дурацкому тайному пакту — стоит ему захотеть, и он им покажет такое… Да, этот праздник запомнится всем надолго. Он может даже посрамить скандальную славу семейства Боскасл.
При мысли о том, что сделает он, чтобы восстановить справедливость, отстоять свою честь перед соперниками детства, Эмброуз воспрял духом и с утроенной энергией вернулся к исполнению супружеского долга.
Вайолет считала дни. До устраиваемого Эмброузом праздника оставалось чуть больше недели — роковой день неумолимо приближался. С последней встречи с Китом прошло два дня. Годфри не заходил и не писал, и Вайолет со страхом думала о том, что произойдет, когда они встретятся. Но даже если Кит не вмешается, чтобы избавить ее от тягостной необходимости выходить за нелюбимого мужчину, Вайолет все равно решила, что свадьбе с Годфри не бывать. Ей достанет мужества выдержать скандал. За завтраком она сообщила тете, что у нее к ней серьезный разговор. Как ни странно, тетя Франческа не показалась ей ни удивленной, ни расстроенной.
Вайолет от души надеялась, что она сможет добиться от тети Франчески понимания, но понять еще не значит принять. Очень возможно, Франческа останется при своем мнении. Как бы там ни было, Вайолет должна была облегчить душу — ей хотелось быть честной и перед собой, и перед женщиной, которая ее вырастила. Пора положить конец всяким недомолвкам.
Когда Вайолет зашла в гостиную на первом этаже, тетя пила чай. Они посмотрели друг на друга, и каждая увидела в глазах другой страх. Вайолет заметила в руках тети рисунок и поняла, что время для правды действительно пришло. Она узнала этот рисунок, сделанный неумелой детской рукой. Она помнила тот день, когда попыталась запечатлеть Кита на бумаге. Он отказывался стоять неподвижно, что серьезно усложняло задачу, и она отчитывала его за нежелание помогать ей. Но она очень старалась, и этот рисунок оказался ее лучшим произведением. Судя по выражению лица тети, ей удалось передать сходство.
— Хочешь рассказать мне о нем, Вайолет?
— Да, хочу.
— Как ты могла? Все эти годы… — вздохнула Франческа. — Все, что я делала, чтобы помешать тебе пойти по стопам твоей матери, все оказалось напрасно.
— Что такого сделала мама, что заставило тебя так за меня бояться? — спросила Вайолет вдруг осипшим голосом. — Что за проклятие я унаследовала? И почему вы с дядей Генри прекращали разговаривать, стоило мне войти в комнату? Она была чудовищем? Она совершила грех столь страшный, что он передался мне при рождении?
— Ты не можешь проклинать меня за все те жертвы, которые я принесла. Кто этот мальчик на рисунке, Вайолет? Что он значит для тебя?
Годфри отобрал с полдюжины табакерок, чтобы продемонстрировать на предстоящем празднестве. Вайолет всякий раз испытывала отвращение, наблюдая за тем, как он вдыхал понюшку, да и самому Годфри не нравилось, что от нюхательного табака у него свербит в носу и слезятся глаза. Но довольно многие представители знати коллекционировали табакерки, и он не мог упустить шанс произвести впечатление на потенциального клиента.
Пожалуй, он не отказался бы от чего-то более крепкого, чем табак, когда зашел без приглашения в лондонский дом леди Эшфилд. По дороге сюда он раздумывал о том, какой прием его ждет. Всю неделю он как каторжный трудился в торговых рядах и ни разу не отправил Вайолет даже записку. Но и она не пыталась связаться с ним.
Годфри старался не думать о грязных инсинуациях Пирса, но слова Пирса не выходили у него из головы, и Годфри презирал себя за это. Как мог этот негодяй намекать на то, что Вайолет не была так чиста и безгрешна, какой казалась!
Годфри сразу раскусил Пирса. Он разглядел его гнилое нутро. И, встретившись с ним в фехтовальном салоне после того разговора, ясно дал ему понять, что о нем думает. Пирс явно его провоцировал, только вот неясно зачем.
