ОЛЕСЯ
– Олеся, Олеся, дыши! Давай, девочка, дыши. Слышишь меня? Дыши! Не забрал Баринов Лешку. Не забрал! Охрана не позволила.
Ирина растирает мои онемевшие пальцы, отчего те покалывает. Еременко откуда-то сбоку протягивает стакан с водой и помогает его удержать.
– П-правда?
Господи, как же страшно поверить.
Смотрю то на адвоката, то на следователя, ищу подтверждение в их глазах, но отвечает мне Макс.
– Правда, Олеся Игоревна, – отчитывается четко, по-военному. – Парни, как только увидели, что машина с номерами из черного списка паркуется у забора школы, тут же взяли ее на контроль. Созвонились с охраной в самой школе и Зотова, как в инструкции написано, предупредили. Сами рванули наперерез Баринову, а там и Роман Сергеевич подъехал.
– К-как он успел?
– Это уж вы у него спрашивайте, – улыбается Максим. – В общем, дальше проходной школы, никто постороннего мужика не пропустил. А на просьбу позвать ученика восьмого класса ответили отказом. Вернее, растянули исполнение на целый урок. Сослались на то, что идет министерская проверочная работа, и пока все её не сдадут, педагог ни одного ученика из класса не выпустит. Хоть пожар, хоть потоп – ей плевать.
– И Баринов поверил?
– А что ему оставалось делать, если за турникет не пускают?
– То есть… Леша… он где?
– Уже домой едет. Вместе с Романом Сергеевичем.
– О-о-о. А Б-баринов?
– Тоже едет.
Передергиваюсь.
Макс замечает мои расширяющиеся в ужасе зрачки и моментально поправляется.
– Не-не-не… этот не с ними едет и не домой. У него другой пункт назначения.
– Да?
– Конечно. Не волнуйтесь так, Олеся Игоревна, он вас больше не побеспокоит. Никогда. Это точно.
Сглатываю. Киваю.
Выспрашивать подробности не спешу. Все равно в голове ветер, как на футбольной поле. Не запомню. Да и Макс прав, вопросы лучше задавать самому Роману. Он и объяснит всё четко, и расскажет то, что упустила, и юлить не будет. За что его и обожаю.
Прямолинейность и честность.
Господи, как же мне повезло встретить человека, в котором эти качества основополагающие. После всего того вранья, обмана, грязи и недомолвок, что со стороны мужа и его родственников, что со стороны второй семьи родившей меня женщины… Ромка и Ванюшка – как глоток свежего воздуха. Только рядом с Алешкой и с ними я действительно дышу, живу, радуюсь жизни.
– Э-э-э, Максим Палыч, вы, конечно, молодцы, но Баринова верните, хотя бы через пару дней, – подает голос Ерёменко, обращаясь к начальнику моей охраны, причем с таким видом, будто одолжения просит. – Я его сам на полную катушку оформлю. Не соскочит.
– Да уж куда ему соскакивать?! – фыркает Ирина, вполне уверенно управляясь с кофемашиной, чтобы приготовить всем горький, но бодрящий напиток. – За его шкурой уже завтра очередь выстроится.
Макс только плечами пожимает и открыто съезжает с темы, не испытывая ни грамма пиетета к представителю закона:
– Все вопросы к шефу, Егор Семёныч. Я – человек маленький.
Ответ следователя разобрать не успеваю, потому что раздается скрежет ключа в личине, и я в ту же секунду срываюсь в прихожую. А стоит Алешке переступить порог дома, стискиваю его в крепких объятиях.
– Эй, мам, ну ты чего? Неужели прям так сильно соскучилась? Знал бы, в школу не ходил, – негромко подкалывает детёныш, но из рук не вырывается. Позволяет себя тискать. Терпит.
А я отрываюсь: спину и плечи ему наглаживаю, короткие волосы на голове ерошу и дышу. Дышу своим любимым сыночком. И пофиг мне, что слезы ручьем. Что видят посторонние. Что я, привыкшая быть сильной и стойкой, сейчас без зазрения совести транслирую слабость.
Не стыдно.
Живой. Здоровый. Рядом.
Это главное.
– Лесь, если ты хоть в половину так же сильно когда-нибудь будешь скучать по мне, то сделаешь меня самым счастливым человеком на свете, – произносит Рома много позже, когда гости давно покинули мой дом, а я, пришедшая в себя и отпустившая Алешку в его комнату отдыхать, умываюсь в ванной.
– Почему когда-нибудь? Я по тебе и так скучаю, когда долго не вижу, – признаюсь, опираясь руками на чашу раковины, и смело встречаю в зеркале пронзительный взгляд серых глаз.
– Правда?
– Правда.
Сегодняшний день так изрядно потрепал нервы, так жестко приложил ощущением бессилия в один момент и мощной поддержки в другой, так основательно доказал, кто друг, кто враг, а кому ты реально важен, что прятаться за никому ненужными принципами морали кажется сущей глупостью.
Хочется ценить каждую секунду рядом с теми, кто действительно важен.
– Ты не представляешь, как я рад это слышать.
Время в очередной раз замирает. Запирает нас с Зотовым в одном мирке на двоих, где есть только мы и наши эмоции, яркие, сочные, откровенные, пылающие, как оголенные провода.
– Ты – не Олеся, ты вирус какой-то… – шепчет Рома, уничтожая между нами последнее расстояние. Разворачивает к себе лицом и, поддев пальцем подбородок, наклоняется сам. – Я тебя никому не отдам, – признается сипло, согревая губы теплым дыханием. – И не отпущу, – добавляет, прижимая крепче. – Тебе… все понятно?
Залипаю в стальном взгляде, а затем киваю.
– Да.
Мне понятно.
Всё понятно. Как и то насколько сильно я сама встряла в Зотова. Кажется, даже успела врасти. Когда? Как? Не знаю, но понимаю точно – мне не страшно в его руках. Хорошо, надежно, правильно.
– Никогда не бойся меня.
Обхватив своей широкой ладонью мою, Рома тянет ее к губам, целует в центр, а затем прикладывает к своей колючей щеке. На пару мгновений прячет за длинными ресницами колдовские глаза и замирает, открыто наслаждаясь близостью.
– Хочу сегодня остаться с тобой. Позволишь?
Такой момент случается у многих. Вот это знаковое прикосновение, заданный тихим голосом вопрос и ожидание… когда от твоей реакции зависит дальнейшее развитие событий. Разрешение или запрет на более близкие отношения.
Застываю в растерянности, пытаясь совладать с ощущениями. А их много. Трепет по телу, задыхающееся сердце, накатывающие волны то ли от жара, то ли эйфории…
– А Ваня?
Боже, я и сама сиплю.
– Сегодня ночует у деда. За Алешку переживаешь? Не поймет?
Мотаю головой.
– Он вас уже давно одобрил.
Улыбается тепло, кивает и больше ни слова не
