Так и должно быть. Доверие на уровне интуиции.
Моргнувший телефон беззвучно оповещает о пришедшем сообщении, но я его стойко игнорирую.
К хренам всё! Подождут.
Деятельный до звезды, сегодня я совершенно точно не хочу подрываться из кровати, куда-то бежать и что-то решать. У меня выходной. Настоящий. И пусть хоть одна брехливая собака надумает его испортить в такую рань, порву.
Следующие пару часов, как по заказу, выдаются спокойными. Олеся сладко сопит, я лежу рядом и не испытываю ломки, что чего-то не успеваю. Успеваю многое. И обдумать, как по-быстрому раскидать срочные дела. И куда стоит рвануть, чтобы устроить нам всем мини-отдых. И когда лучше это сделать.
Олеся просыпается в начале десятого, забавно морща нос и моргая.
– Ты уже не спишь? – удивленно приподнимает брови, замечая направленный на нее взгляд.
– Не сплю.
– Давно?
– Не знаю. Да и какая разница? – пожимаю плечом, улыбаясь.
Подчиняясь инстинктам, слегка надавливая, веду костяшками пальцев вдоль позвоночника, от шеи вниз, и с удовольствие ощущаю, как Олеся выгибается, прижимаясь ко мне плотнее.
– Рома, – охает на выдохе, когда ладонь достигает уже обожаемой мною попы и слегка поглаживает округлости, – угомонись, ненасытный.
– Лесь, миссия невыполнима, – подзуживаю, с восторгом наблюдая, как расширяются и темнеют уже почти несонные глаза.
Ох, черт, классно-то как!
– Но…
– Поцелуй меня… сама, – перебиваю, залипая на моменте, как розовый язычок, вынырнув, быстро увлажняет нижнюю пухлую губку.
Медлит. Раздумывает, а меня уже на части от жажды рвет.
– Ладно… один раз только.
Согласен, милая. Для начала и один – неплохо, а дальше. Дальше столько, сколько захочу. Сколько сама захочешь…
Приподнявшись, тянется выше, опирается двумя локтями в матрас по обеим сторонам от моей головы. Склоняется. Чувствую, как грудь касается моей, как осевший на рецепторах запах ее кожи запускает животные инстинкты.
Смотрим друг другу в глаза, а затем на губы.
Пипец, бомбит!
Целуй же, ну!
И она делает это. Целует, робко, будто в первый раз. Хотя сама. Меня. Она действительно. Целует. Впервые.
Арр-р-р!
Не могу и не собираюсь бездействовать. Прихватив ее нижнюю губу, касаюсь языком. Олеся тихо стонет, а у меня в груди все замирает от восторга.
Накрыв рукой ее затылок, углубляю поцелуй. Стараюсь быть нежным, хочу, чтобы понравилось, чтобы потянулась сама, прося и требуя еще.
И она откликается. Поворачивает голову так, чтобы нам удобнее было целоваться, а потом поддается, когда я легко меняю нас местами, нависая над ней сверху.
– Ромка, ты сумасшедший, – стонет, выгибаясь.
Не прячется. Подставляет шею, грудь, живот, все, куда тянусь, под мои уже совершенно нецеломудренные ласки.
– От тебя, Лесь.
Одеяло улетает прочь. Но нам обоим жарко.
Нетерпение. Страсть. Голод. То, что между нами сейчас происходит, и то, что скоро уже произойдёт, кажется закономерным, логичным и правильным.
Рычу, когда Олеся зарывается пальцами в мои чуть отросшие волосы, скребет ногтями затылок и жмется сильнее. Томление проникает и будоражит каждую клеточку. Рваное дыхание становится одним на двоих.
– Хочу тебя.
– Возьми.
Другого разрешения мне не требуется. Подхватываю свое сокровище под поясницу и впиваюсь в губы, гася громкий стон.
Хочу выпить её до дна. Хочу проникнуть в кровь и отравить собою… чтобы все её мысли и желания были только обо мне. Чтобы забыла, каково это, – без меня…
***
– Я хочу тебе помочь. Говори, что делать.
Уверенно забираю из рук Олеси острый нож и придвигаю к себе разделочную доску.
Она так забавно удивляется, приоткрывая рот и чуть шире распахивая глаза, что еле сдерживаю порыв зашвырнуть всё лишнее подальше, усадить ее к себе на колени и рассказать, тихонько-тихонько, едва задевая губами ушко, какая она милая и очаровательная.
– Э-э-э… ты уверен?
Бросает в меня еще один взгляд, какой-то странный и будто выразительный.
– Конечно. Или ты против?
– Не-ет, – тянет гласную и медленно качает головой.
– Неужели не доверяешь? – ухмыляюсь. Наклоняю голову вбок и с удовольствием наблюдаю, как розовые щеки становятся пунцовыми.
– Да нет же! Просто… необычно.
– Необычно, когда мужчина помогает своей женщине готовить завтрак, который они позже собираются разделить?
О-о-о, теперь и кончики ушей у скромницы краснеют.
А я испытываю ни с чем несравнимое удовольствие, называя вещи своими именами. Да, она – моя. Да, я хочу говорить об этом вслух. И хочу, чтобы она к этому привыкала.
Хотя такая очаровательная реакция меня несомненно радует.
– Знаешь, мне тут недавно… любовница мужа решила ликбез устроить, – решительно произносит Олеся, ненадолго отвлекаясь на то, чтобы достать из холодильника продукты. – Так вот… оказывается, женщин за боевой и колючий характер любят только в сказках, а в жизни за борщ, кружевные труселя и за молчание.
– И? – интересуюсь, забирая из ее рук очищенный лук, чтобы начать его нарезать. – Что ты сама об этом думаешь?
– Не знаю, – дергает плечом. Придвигает к себе вторую доску и, взяв нож, начинает преувеличено аккуратно кромсать ветчину.
– А хочешь, я тебе свое мнение по этому поводу озвучу? – интересуюсь, слегка понизив голос, чтобы подпустить интриги. Ловлю робкий взгляд и подмигиваю.
– Хочу.
Тащусь от ее негромкого голоса, от природной робости открыто обсуждать сложные для нее темы. Но особенно кайфую от того, что рядом со мной она старается преодолеть страх и зажатость, и проговаривает всё, что беспокоит.
Чтобы поддержать моральный дух Олеси, накрываю ее пальцы своими и неторопливо поглаживаю.
– Лесь, то, что по натуре ты – боец, а не рохля, очень круто. Я уважаю тебя за смелость и умение защищать себя и близких. Это достойно уважения, но никак не порицания! Колючий характер, его, прости, не особо заметил. А то, что видел, мне понравилось. Дальше, что касается борща… ну, тут, честно, без вариантов. Твой супец так хорош, что за него реально можно влюбиться, – произношу шутливо. – По поводу кружевных труселей… однозначно заявляю: туфта.
– Э?
– Ага. Одень ты бабушкины парашюты, я и тогда буду хотеть тебя не меньше… – на секунду представляю ее в панталонах до колена, облегающих стройные бедра, и гулко сглатываю, – или даже больше.
Картинка возбуждает, как никогда.
– А молчание?
– Тут тоже в молоко. Мне нравится тебя слушать. Нравится, как звучит твой голос. Нравится с тобой разговаривать. Впрочем, не только разговаривать, но и молчать в твоей компании мне уютно. Хотя, если уж
