Нечто мягко упало на подушку, к щеке прикоснулась прохладная ткань.
— А? Что?
— Футболка, сага… Да и я что-нибудь надену, — с язвительной улыбкой объяснил Вито.
Такой уступки она не ожидала и не могла решить, следует ли согласиться. Но перспектива постепенного окоченения в гостиной, если можно было так назвать эту морозильную камеру внизу, привлекала ее еще меньше. Молли утащила футболку под одеяло шурша и путаясь, натянула ее через голову и тщательно обернула вокруг бедер.
Кровать снова прогнулась под тяжестью Вито. Молли лежала рядом с ним, замерев и окаменев, как мраморное надгробие; слабый голос разума внушал ей, что надо как-то отодвинуться, а еще лучше — встать с постели, несмотря на то, что она уже прикрыла наготу.
Ханжа, Да, пожалуй, он прав. Согласиться тяжело, но возразить нечего.
Молли совсем не помнила своего родного отца. Он умер, когда она еще не умела ходить, а два года спустя мама вышла замуж за преподобного Джорджа Гилпина. Отчим придерживался пуританских взглядов и питал большую любовь к дисциплине и строгому порядку во всем. В полном всяческих ограничений семейном мирке Молли вид обнаженного тела считался безусловно непристойным, а физическая близость между мужчиной и женщиной признавалась дозволенной только в браке и только ради продолжения рода.
Вито воспитывался совсем иначе. А ее в подробности интимных отношений посвящала мать, которая находила эти отношения тошнотворной обязанностью. Это она объяснила Молли, что долг женщины и жены — терпеть то, что ей неприятно. Однажды Молли по глупости брякнула, что в объятиях Вито ей хорошо, как в раю; так мать заклеймила ее презрением и процедила, что лично она не видит ничего райского в удовлетворении похоти.
Стыдясь своих неприличных мыслей, Молли повернулась на бок, отчаянно стараясь не замечать исходящего от крупного тела Вито опасного тепла. Это всего лишь проверка, успокаивала она себя, ему интересно, повзрослела ли она за эти четыре года. Тогда ей казалось, что Бог свел ее с Вито, потому что услышал ее молитвы, и она парила в облаках своего счастья, как четырнадцатилетняя дурочка, пока боль и унижение не вернули ее на грешную землю.
И никак, никак не удавалось ей забыть его. Воспоминания преследовали ее, не унималась грызущая боль утраты. А что, собственно, она потеряла? Все в их отношениях было жестокой игрой. Так почему же до сих пор ее тянет к Вито? Только из-за внешности, в отчаянии убеждала себя Молли.
И вообще, разве можно оставаться равнодушной к распростертому рядом с тобой самцу, в которого ты когда-то была по уши влюблена?..
Вито зашевелился, устраиваясь поудобнее, и она напряглась всем телом, чтобы не скатиться со своего безопасного края в коварную ложбину посреди кровати.
— Ты, да я, да вьюга за окошком, — произнес он, словно смакуя этот факт.
Молли подумала, что Вито нравится такая погода. Пожалуй, с еще большим удовольствием он бы вышел из тепла в снежную бурю, чтобы проверить свою выдержку. Фредди как-то рассказывал ей, что Вито любит экстремальные ситуации. Так он утверждает себя. Кроме того, в опасных приключениях он отдыхал от жестокой борьбы за первенство «Кристобальди инвестментс инкорпорейтед» в мировой финансовой лиге… или как ее там. И Молли удивилась: почему же Вито сейчас бездельничает здесь?
— А ты зачем сюда приехал? — шепнула она и открыла глаза, чтобы полюбоваться игрой отсветов пламени на стенах и потолке уютной спальни.
— Фредди оставил мне семейный архив за пятьдесят лет и заклинал меня навести в нем порядок. Кроме того, я хотел последний раз взглянуть на дом, перед тем как продать его.
Молли уткнулась в подушку. Она жалела, что завела этот разговор, лучше было бы немедленно заснуть.
— Но теперь благодаря тебе я очень рад, что я здесь, — вновь заговорил Вито.
— Благодаря мне? — ахнула она, уверенная, что ослышалась.
— Ты делаешь большую ошибку, выходя за Дональда.
Обескураженная, а затем возмущенная его холодной самоуверенностью, Молли вытянулась в струнку на своем краю кровати и вперилась в потолок, с трудом сдерживая гнев.
— Ты его совсем не знаешь, и вообще, это не…
— Он достойно завершит то, что начали твой отчим и твоя матушка. До конца своих дней ты будешь печь пирожки и улыбаться, когда тебе захочется выть… Вот что тебя ждет, если ты не прекратишь обманывать себя и жить этим обманом, потому что ты не любишь Дональда.
— Молли втянула в себя столько воздуха, что ее легкие раздулись, как два воздушных шара.
— Почем ты знаешь, черт тебя подери? — Это вырвалось прежде, чем она успела прикусить язык и ответить спокойно.
— Кому же знать, как не мне? — лениво протянул Вито. — Ведь ты по мне когда-то с ума сходила. Такие страсти кипели… На вид вроде тихоня, а внутри — сплошная взрывчатка, только спичку поднеси. И от веселья до истерики один шаг — так мне казалось.
— Не смей говорить обо мне в таких выражениях! — Молли с усилием привстала, опираясь на локоть.
— Тихо. — Блестящими глазами Вито спокойно встретил разгневанный взгляд Молли, которая в пылу спора не замечала соскользнувшей с плеча футболки. — Осторожно, ты выставляешь напоказ свою наготу.
Рывком сев на кровати, Молли водворила вырез футболки на прежнее место.
— Мне очень нравится Дональд.
— Для счастливого брака этого маловато. Впрочем, надеюсь, твой отчим одобряет тебя. Он получит послушного зятя, будет им вертеть, как захочет.
— Если отцу не нравился ты…
— Дональд для тебя слишком стар, и он не представляет себе, какая ты на самом деле.
— Послушать тебя, так я вообще ненормальная! — вспыхнула Молли, сжав кулаки. — Я доверяю Дональду. Я знаю его! Он никогда в жизни не унизит и не обманет меня.
— А я обманул? Ты так считаешь?
Молли застыла на месте с растерянным лицом и беспомощно распахнутыми зелеными глазами, будто он ее ударил. Ей казалось, что она стоит посреди темного туннеля и слышит нарастающий гул близкого поезда. Нечаянно встретившись глазами с Вито, она ослепла от его вызывающего взгляда, горло свела судорога, под ложечкой что-то болезненно сжалось.
Чтобы не видеть его, она потупилась. Разговор принимал опасный оборот. Очень осторожно, стараясь ничем больше не выдавать своего нервного напряжения, Молли снова улеглась.
— Я устала… Хочу спать.
— А я должен ответить: «Спокойной ночи, сладких снов»? — Вито одним легким, точным движением преодолел разделявшую их полосу отчуждения. — Послушай себя, ты же ни дать ни взять девчушка из ужасно приличной семьи на хулиганской вечеринке.
