Девчонка огрызается, а я теперь чувствую себя козлом, который ещё сильнее усугубил ситуацию. Может, родители были против командировки? Может, мне следовало зайти и поговорить с ними?
— Если хочешь, я могу позвонить твоим родителям и объяснить всё, — предлагаю я.
Почему я хочу помочь ей?
Я желаю поддержать и успокоить разъярённых родителей, заверить, что с их дочерью всё будет хорошо.
— Спасибо, но звонить никому не нужно. Вы многого не знаете, и вам точно не стоит узнавать всю подноготную моей семьи. Достаточно того, что я еду с вами в командировку. Разве нет?
Она права. Меня не должно волновать, что там творится в головах её родителей, но когда девчонка изводится, готова разрыдаться, но всё равно держится, я чувствую себя неловко. Мне нравится пошутить, но знаю, что шутки в этой ситуации будут крайне неуместными.
Замолкаю.
Не дело лезть, раз она не хочет раскрыться и поделиться своими переживаниями. Я бы только разозлился на такого настойчивого «помощника».
У Лисицы на самом деле случилось что-то серьёзное, и ей нужно время, чтобы успокоиться.
Оставляю машину на платной стоянке, и мы проходим регистрацию. Влада сидит на скамейке у окна, поглядывает в него, стараясь скрывать свои переживания, но я чувствую, как разрывается её сердечко изнутри.
И я отчасти чувствую себя виновником этого срыва.
Наше знакомство началось не лучшим образом. Всё это время я только и делал, что поддевал Владу, пытался поддеть её, заставить понервничать. Только в это мгновение задумываюсь, насколько неправильным было моё поведение.
Возможно, мне следовало с самого начала вести себя иначе?
Кто знает, что у неё творится в семье?
Вдруг семья неблагополучная, где отец поднимает руку на Владу и её мать?
Или кто-то из родителей инвалид?
Только в это мгновение меня оглушает мысль, что я никогда не думал о том, что может твориться в душе у других людей. Я всегда действовал, опираясь на свои «хочу», думал только о себе. Даже в отношениях с Ольгой я не задумывался, как будет лучшей ей. Это мой косяк. И мне стоит повзрослеть уже, взять себя в руки и переступить через собственный эгоизм.
Смотрю на Владу и отмечаю, что её пухлые щёчки ей очень даже подходят. И этот рыжий цвет волос, похожий на яркий огненный всплеск. Раньше мне не нравились рыжие, а теперь кажется, что зря я относился к ним настолько скептично.
— Что-то не так? — спрашивает Влада, поймав на себе мой изучающий взгляд.
— Да нет, всё нормально. Хотя… Ты права. Что-то действительно не так. Мне кажется, что наше с тобой знакомство началось не самым лучшим образом, и мне хотелось бы исправить это. Давай начнём сначала? — девчонка вздрагивает, хлопает глазами, поглядывая на меня. — Меня зовут Алексей. Мне приятнее будет, если станешь обращаться ко мне без отчества.
— Знаете, если вы действительно сожалеете о том, как началось наше знакомство, то можете просто извиниться. Мы взрослые люди, поэтому эти нелепые попытки познакомиться во второй раз можно оставить. Я не держу на вас зла, и вы на самом деле не виноваты в моём дурном настроении.
Сглатываю вязкую слюну, образовавшуюся во рту. Эта девчонка не перестаёт удивлять меня. Какие ещё сюрпризы она таит в себе?
И почему мне нравится то, что она сильно отличается от остальных?
Часть 9. Влада
Посадка в самолёт заканчивается. Это будет мой первый полёт на самолёте, и я до ужаса боюсь, как он пройдёт. Наверное, мне повезло больше чем другим, кто летает первый раз, потому что летим мы бизнес классом. Шикарные кресла. Всё расположено удобно, есть обдув на случай, если станет душно. Или он есть у всех?
Вот только я всё равно нервничаю.
Не укачает ли меня?
Некрасиво получится, если меня стошнит в присутствии мужчины, которого я должна очаровать.
Хотя…
«Очаровать» в договор не входит.
Отвлечь.
А кто говорил, что тошнота не отвлекает?
Ещё как отвлекает.
От этой мысли у меня уже подкатывает ком к горлу.
Ёрзаю в кресле, поглядывая в иллюминатор.
— Ты нормально себя чувствуешь? Чего побледнела вся? — спрашивает Алексей.
Вздрагиваю и смотрю на мужчину.
Я его вопрос прекрасно услышала, но не могу найтись со словами, чтобы ответить.
От растерянности даже язык немеет, и я до побеления костяшек пальцев впиваюсь в подлокотники, когда самолёт начинает движение.
В висках пульсирует.
— Эй! Я рядом! Ничего не бойся! — Алексей кладёт свою руку поверх моей и сжимает пальцы. Он старается успокоить меня, и в это мгновение я благодарна ему. — Первый раз летишь?
Я только киваю в ответ.
Самолёт шумит и взлетает, жмурюсь, а Алексей сильнее сжимает пальцы, поддерживая меня.
— Тебе не следует ничего бояться. Это здорово. Я обожаю летать на самолётах, чувствуешь себя каким-то свободным.
Может, кто-то и чувствует, но не я.
Уши закладывает, когда мы набираем высоту. Неприятное ощущение.
— Проглоти слюну, — говорит Алексей, склонившись к моему уху. Меня опаляет жаром его дыхания, и я инстинктивно вытираю губы свободной рукой.
Неужели у меня слюни потекли?
Стыдно-то как!
Вот только губы сухие.
Всё в порядке.
Он снова решил пошутить?
— Я говорю тебе сглотнуть слюну, чтобы избавиться от заложенности. Это нормально при полёте. Перепады давления и всё такое.
Делаю то, что велел мужчина, и мне действительно становится легче.
Стюардесса предлагает еду и напитки, но я отказываюсь. Ничего не хочу. Только бы всё это поскорее закончилось.
Я даже почти забываю о ссоре с отцом, но стоит подумать о нём, как снова захлёстывает обида.
Интересно, он заметит, что я ушла из дома?
Будет звонить мне?
Или примет всё, как нормальное явление, и будет ждать, когда я сама вернусь?
— Успокоилась? — спрашивает Алексей.
Понимаю, что он продолжает держать меня за руку, и меня отчего-то бросает в жар.
С чего вдруг решил притвориться хорошеньким мальчиком?
Однако в любом случае мне не стоит забывать о главной задаче — продержаться рядом с ним, пока мне не дадут команду отступать. Чтобы спасти задницу отца, которому плевать на меня.
— Да, спасибо, — отвечаю я.
Алексей отпускает меня и смотрит как-то загадочно. Он улыбается, а мне неловко от этой улыбки, наполненной нежностью.
— Поздравляю с боевым крещением. Первый раз всегда, наверное, страшно. Я свой первый не помню, потому что летал с малых лет с отцом. Матери у меня не было, а с няньками отец меня не оставлял надолго, поэтому я с детства летал вместе с ним во все командировки. Теперь, если долго без командировок, я начинаю волноваться. Привычка — страшная сила.
Я ничего не отвечаю. Алексей тоже рос без матери, как и я. У нас с ним куда больше общего, чем он может предположить, вот только его отец заботится о сыне, а мой ждёт, чтобы позаботились о нём.
Снова вспоминаю пьяную физиономию отца, и у меня появляется стойкое отвращение к себе. Возможно, я действительно дура, раз до сих пор не могу поставить его на место и пытаюсь спасать. Если бы хотя бы раз отец понёс наказание за свои поступки, то начал бы думать. Наверное.
Сердце сжимается от боли, когда я вспоминаю, сколько раз он возвращался домой, словно побитый пёс. Его били, а он всё равно шёл играть. И пить.
Ненавижу алкоголь и тех, кто придумал его.
Как много жизней разрушено из-за этой проклятой отравы?
Как бы мне хотелось изменить этот мир, запретить алкоголь и занять людей чем-нибудь, чтобы их не тянуло за пойлом.
Понять моё состояние способен лишь человек, который хоть раз испытал пагубное действие этой дряни на собственной шкуре. А я испытала. Пусть сама не употребляла.
Глаза снова пощипывает, но я уже давно не плачу, как-то иначе справляюсь со своей болью.
Алексей засыпает, и его голова мягко падает мне на плечо.
Недоумённо поглядываю на мужчину.
Ему в своём кресле мало места было?
