Это была самая слабая картина среди всех тех, что висели на стенах их галереи — картина, на которую вчера, совершенно неожиданно для них, вдруг нашелся покупатель. Бомон тем временем пустился хладнокровно расписывать все недостатки и слабые места в пейзаже Филиппа Баррета. Его красивые, загорелые и умелые руки спокойно двигались по поверхности холста, а убийственные слова буквально разрывали картину в мелкие клочья.
Кейт ничего не оставалось делать, как наблюдать и сгорать от унижения и гнева, которые она испытывала, слушая эти слова, изничтожавшие старика-инвалида, вложившего свою душу в этот незатейливый пейзаж. Вряд ли даже самый слабый художник-любитель заслуживал бы столь резкой публичной критики. Однако, судя по всему, Бомон нисколько не переживал по поводу того, что над картиной кто-то долго трудился и что теперь гордость этого человека так публично оскорблена его столь резкими словами осуждения.
Она подумала о Луизе, которая сейчас дома смотрит телепередачу, об охватившем ее отчаянии, невольной причиной которого стала именно она, Кейт. Это все из-за нее! Она попыталась удержать слезы, предательски заблестевшие в уголках глаз и вот-вот готовые сорваться вниз. Проворный оператор с телекамерой подъехал совсем близко, и Кейт знала, что должна заставить себя прямо посмотреть в камеру, ни в коей мере не давая воли своим слезам. Она опустила глаза вниз, глядя на записи в своем блокноте, хотя прекрасно понимала, что в данной ситуации не найдет там никакой помощи.
— Мне бы очень хотелось знать, как может мисс Боумэн претендовать на то, что умеет отличать хорошее от плохого, если она готова выставлять в своей галерее подобные картины, — завершил свое выступление Бомон.
— Она мне понравилась своей безыскусностью, — солгала она.
Он загнал ее в угол искренним желанием помочь мистеру Баррету. Никто, обладающий хотя бы крупицей здравого смысла, не осмелился бы в подобной ситуации, когда картина подвергалась столь уничтожающему осуждению, публично признаться в том, что принял такую картину просто из чувства жалости. Кейт представила себе двойное чувство удовлетворения, которое испытал бы Роберт Бомон, если бы она дала ему возможность выставить ее не только как дилетанта в искусстве, но еще и как глупую и сентиментальную предпринимательницу.
— Более того, мистер Бомон, я готова держать пари, что эта картина вполне может понравиться не только мне, причем настолько, что ее захотели бы купить. Мы возвратим вам потраченные деньги и снова выставим ее в нашей галерее. Держу пари, что она будет продана в течение шести недель.
Бомон взглянул в ее подозрительно сияющие глаза.
— И на что же мы спорим, мисс Боумэн? — спросил он.
Аудитория возбужденно зашумела.
Глаза Кейт перебегали с одного лица на другое.
— Я…
Она никак не рассчитывала, что он так буквально истолкует ее слова, а тон его голоса совершенно необъяснимо заставил ее пульс биться еще быстрее.
— Если картина не будет продана в названный вами срок, мисс Боумэн, вы отработаете целый день в моей конторе и посмотрите, как функционирует настоящая галерея. — Он секунду помедлил. — А затем мы за обедом обменяемся мнениями.
Едва слышный вздох пронесся по студии.
— Так-так — меня это вполне устраивает, — вклинился Дейв Скотт, чтобы нарушить возникшую было паузу и хоть как-то помочь Кейт выйти из затруднения. — Итак, Кейт, — добрый по натуре Скотт, пытаясь ее приободрить и успокоить, дотронулся до ее руки, — не принимайте близко к сердцу замечания Роберта. Я уверен, что теперь, когда вас видели по телевидению, у вас не будет отбоя от клиентов. И я — в их числе. Среди ваших клиентов раньше уже были ведущие телепередач, Кейт? — Он улыбнулся, а его поклонники ответили ему одобрительным смехом, который вернул в студию витавшую здесь с самого начала передачи атмосферу комедии. Для всех, может быть, но только не для Кейт. Ее голова буквально трещала от столь ошеломительно катастрофического завершения всей этой истории.
Дейв Скотт продолжал что-то говорить, аудитория живо реагировала на его слова, а еще через несколько секунд Роберт Бомон наклонился вперед и сказал:
— Вы не забыли, мисс Боумэн, что обещали выпить со мной по чашечке кофе, а?
— Э-э-э — что-что? Это правда? — лукаво спросил Дейв, подмигивая сидевшим в студии.
— Да, — лаконично ответила Кейт. — Но это было еще до того, как я узнала, кто он!
Она прикусила губу и сердито взглянула на Роберта, ибо поняла, что попалась в его ловушку. Он откинулся на спинку своего кресла, в его наблюдавших за ней серых глазах промелькнуло удовлетворение. Ах, этот ее проклятый язык, ругала она себя. Теперь он знает, что возникшие при их встрече симпатия и влечение были настоящими.
Кейт едва дождалась момента, когда можно будет уйти. За дверями студии Дейв Скотт бросил им обоим торопливое «До свидания», и как только он исчез в студии, она вытащила свою чековую книжку.
— Я прямо сейчас забираю картину обратно, мистер Бомон, — сухо проговорила она.
— Ради Бога, мисс Боумэн. — В его голосе сквозила усмешка, что снова заставило ее сжать зубы. Она не могла позволить себе взглянуть на него, поэтому просто сунула ему чек и хотела уже взять картину, которую он держал в руках.
— Позвольте мне помочь вам, — сказал он и пошел по коридору, заставляя ее идти следом. Он даже не оглянулся, чтобы удостовериться, пошла ли она за ним. — Я сейчас как раз еду домой — поскольку, как я понимаю, назначенная мною встреча за чашкой кофе откладывается?
На его мельком брошенный на нее взгляд Кейт ответила гробовым молчанием и с ненавистью оглядела его темные вьющиеся волосы и широкие плечи. Он шел широким, размашистым шагом, и, чтобы поспевать за ним, ей все время приходилось убыстрять шаги. Она шла, упершись неподвижным взглядом в одну точку где-то на уровне лопаток его широкой спины. Она думала о Баррете и страстно желала, чтобы в этот момент у нее в руке оказался бы мастихин.
— Надеюсь, у вас нет с собой ножа, мисс Боумэн?
Будучи застигнутой врасплох в своих тайных мыслях, она буквально вытаращила на него глаза и прошипела:
— К сожалению, нет.
— Должно быть, удачный для меня день, — пробурчал он и придержал дверь, пока она проходила мимо, изо всех сил стараясь никак его не коснуться.
Пока он клал картину в багажник ее машины, она занималась разглядыванием какого-то другого автомобиля. Этот белый спортивный автомобиль с низкой посадкой она уже не раз видела проезжавшим мимо их галереи. Он пронесся мимо них как раз в тот вечер, когда они вместе с Луизой так глупо поднимали тосты в честь их собственной вывески — вывески, которую пришлось снять уже через несколько дней, подчиняясь справедливым требованиям, изложенным в письме Бомона.
