– С ними самими так обращались в течение долгих лет, а в США и по сей день существует куклуксклан.
Но Господин и Повелитель вас не слушает.
– Никогда не прощу себе, что позволил их сынку спать с моей белой красавицей. Сейчас придем домой, и я врежу ему по черной морде.
– Я тебе запрещаю!
Давнее воспоминание всплывает в памяти.
– ...Христос говорил: «Когда тебя бьют по правой щеке, подставь левую».
– Что это с тобой? На старости лет святошей стала? И вообще, в Евангелии полно несуразицы. Представляю себе физиономии профсоюзных активистов, если я им скажу, что работник одиннадцатого часа будет получать столько же, сколько остальные. Да они в ту же минуту объявят забастовку.
За теологической беседой вы добираетесь до дому. С порога слышите вопли и рыдания. Бросаетесь в комнату. Деточка лежит в постели, растрепанная и зареванная.
– Хоан меня бросил – завывает она. – Он уезжает с родителями в Бразилию. А меня не берет. Только по телефону позвонил: «Ты всегда останешься первой в моем сердце»... Подумаешь, какая честь – остаться первой в его сердце!.. Трус! Мамочки своей испугался! Гад! Ничтожество! Сукин сын! Чтобы я еще когда-нибудь поверила мужчине! Все они подлецы!
– Совершенно верно. Подлецы! – поддакиваете вы, знаками прося Мужа удалиться.
Заботливо поправляете одеяло. Задергиваете занавески. Целуете несчастную обманутую крошку.
– А теперь – спать!
Трое суток Деточка пролежала в объятиях Морфея. Время от времени она просыпалась, хныкала и просила денег на самолет до Баии, чтобы там большим швейцарским ножом отрезать уши поганой собаке, которая с ней так жестоко обошлась.
Это еще не все. Тома́, проведавший об отъезде бразильца (от кого? От консьержки? От Мельхиора? Последний, правда, все категорически отрицал: «Ты же знаешь, я говорю только с тобой. К тому же этот паршивец не смотрит, куда ставит свои здоровенные бутсы, и наступает мне на лапы!»), так вот, Тома́ повел на вас атаку. Выходя из квартиры, вы обнаруживали его сидящим в позе лотоса на коврике перед дверью, небритым, непричесанным, осунувшимся. Он умолял допустить его к вашей дочери. На одну минуту. Чтоб только поцеловать ей колени (Прямо мания у него какая-то с этими коленями!) и поклясться в вечной любви.
– Она сразу воскреснет! – упрямо твердил он.
Вы усмехались и шли себе на рынок. Он плелся следом и что-то бормотал о своей поруганной любви. Хлюпая и утираясь вашей тряпкой, он носил за вами корзины, доверху заполненные помидорами, апельсинами, фруктовыми йогуртами и тонной продуктов, необходимых для прокормления вечно голодной оравы домочадцев. Ваше пораженное артрозом правое плечо наконец-то отдыхало.
– Она хотя бы спрашивала обо мне? – допытывался он.
– Нет, – отвечали вы сухо, щупая груши на прилавке к ярости продавца, – и не спросит, пока вы не освободите ее квартиру.
Тома́ был упрям. Он молча опускал голову и поджимал губы.
На исходе третьего дня вы открыли занавески в комнате Ализе и протянули ей витаминизированный аспирин и стакан воды.
– На выпей и потом вставай. Три дня – это более чем достаточно для оплакивания твоей упорхнувшей любви.
– Ты с ума сошла! Я подыхаю от горя!
– Не будешь же ты реветь всю жизнь оттого, что какой-то бразильский танцоришка бросил тебя, как изношенный носок! Где твоя гордость, дитя мое?
– Ты не знаешь, что такое любовная трагедия! Ты ничего не понимаешь в любви! – трубным голосом завывает ваша Младшенькая. – Ты, кроме папы, никого никогда не любила!
В очередной раз вы не открываете дочери, что в свое время чуть не стали толстой шведской булочницей, женой (а потом и вдовой) испанского тореро, супругой очень богатого и очень скучного дельца, сидящего теперь в тюрьме (как это нередко случается с дельцами), спутницей политика, тоже сидящего в тюрьме, сто двадцать третьей наложницей арабского принца и т.д. Дочерям неприятно думать, что матери тоже могли быть когда-то ветреницами.
Бип-бип... Бип-бип...
– Это твой телефон? – спрашиваете вы.
– Нет, твой.
Опять! И где он теперь? Мечетесь по кабинету. Тут его нет. Бежите в спальню. Тоже нет. Нервничаете. Сейчас гудки прекратятся, и вы так никогда и не узнаете, кто звонил. А вдруг что-нибудь важное? Вдруг вы выиграли в лотерею (не купив билета)? А! Наверное, этот пакостный аппаратик у вас в сумке. Но куда подевалась сумка? Ага! Вот она под стопкой журналов на диване в гостиной! Как она сюда попала? Загадка. А телефон? Наверняка в этой кошелке под крокодиловую кожу, где чего только не напихано и его отловить тут – все равно что уклейку в зарослях тростника. В сердцах выворачиваете содержимое сумки на пол. На ковре вырастает горка всякой бессмысленной мелочи, среди которой вы и отыскиваете свое чудо современной техники. Как раз вовремя.
Молодой жизнерадостный мужской голос спрашивает Ализе. Представляется Жилем. Извиняется за беспокойство (неслыханно дело: оказывается, еще встречаются воспитанные юноши!), но он очень волнуется. Он звонил вашей дочери, а там какой-то псих его облаял и сказал, что Деточка по этому адресу больше не живет. Что она госпитализирована с проказой, которую подхватила от африканца с Великих Озер.
Передаете трубку дочери. Час спустя собираетесь выйти за хлебом. Деточка все еще радостно щебечет по телефону.
Спасена!
Осталось только вернуть квартиру.
Вы проникаете туда в отсутствие захватчика, установив за ним слежку из кафе напротив. И просто-напросто вызываете слесаря, чтобы он сменил замок. Деточка тем временем запихивает вещи Тома́ в большой мешок для мусора и вышвыривает на лестницу.
Сюжет исчерпан.
Сколько их еще впереди?
Глава II. ПОБЕГ В ЛАС-ВЕГАС
Старческая любовь, как старые
угли, разгорается в любую погоду.
Сир Брюскамбиль, 1615[4]
Первой забила тревогу Ваша Старшая. Проводив маленького сына в школу, она заскочила к вам.
– Лилибель пропала! – сообщила она трагическим тоном.
Лилибель – это ваша свекровь, мать Любимого Мужа. Дама семидесяти пяти лет. Выглядит на шестьдесят пять. Всегда элегантная, надушенная, волосы уложены и никаких морщин (вы никогда не осмеливаетесь спросить, сколько раз она делала подтяжку). Уходу за собой она посвящает несколько часов ежедневно (беспрестанно что-то мажет и натирает. Лицо – гиперэффективной увлажняющей эмульсией, от которой кожа становится гладкой, как шелк... Руки – специальным молочком против возраста... Шею – восстанавливающими нанокапсулами (?), предохраняющими от воздействия быстротечного времени и т.д.). Бегает на маникюр, педикюр, в парикмахерскую и на всяческие распродажи.
