ее неопытность, невинность, детская непосредственность и восторженность. Ей нравилось абсолютно все, все ее вдохновляло и впечатляло - Руслан уже давно этому разучился. Наверно, поэтому и сама она его не впечатляла. Но в то же время его тянуло к ней, он как будто немного заражался ее энтузиазмом в отношении к жизни, когда она была рядом. Поэтому он пригласил ее еще на одно свидание и даже решил рассказать ей всю правду.
Сначала они сходили на выставку современного искусства - как и следовало ожидать, большая часть произведений Раде не понравилась, хотя она тщательно это скрывала - так же наивно, как неприязнь к столичным шоколадным изыскам. Руслан без конца внутренне потешался над ее боязнью показаться провинциалкой, потому что видел в этом глобальную тенденцию, только столичный бомонд скрывал свое мещанство намного виртуознее.
А потом он повел Раду на свою любимую смотровую площадку на крыше "Триумф Паласа", где у него работал знакомый консьерж. Погода, как нарочно, стояла великолепная: ясная, солнечная, безветренная. Москва лежала перед ними, как на ладони, и они стояли на этой крыше вдвоем, а вокруг разливался такой покой...
Рада сделала несколько фотографий на телефон.
- Бросай это дело, - усмехнулся Руслан. - Таких фоток в интернете - как грязи.
- Ты прав, - смущенно потупилась Рада. - Просто эти будут мои... знаешь, на память об этой поездке... А можно, я тебя сфотографирую?
- Валяй.
Потом они сделали селфи вдвоем, и прижавшись к девушке, чтобы поместиться в кадре, Руслан почувствовал, как отчаянно бьется ее маленькое сердечко. Его захватила нежность к ней и раскаяние.
- Знаешь, я... недавно расстался с девушкой, - выдохнул он.
Рада посмотрела на него очень внимательно и сочувственно.
- Она уехала в Англию учиться на год.
Рада долго молчала, а потом заставила себя улыбнуться и сказала:
- Вы не расстались, просто год вам придется пробыть на расстоянии...
Руслан попытался представить Эвелину, грустящую в одиночестве у окна с видом на Вестминстерское аббатство, и усмехнулся этой мысли.
- Она не станет хранить мне верность там, - откровенно признался он.
Рада хотела что-то ответить, но промолчала.
- Она уехала месяц назад, - продолжил тем временем Руслан, - и я ужасно тосковал... какое-то время я даже думал, что больше ни с кем не сойдусь... но... - он подошел вплотную к Раде, протянул руку и заправил темно-русую прядь за маленькое ушко. Девушка на секунду прикрыла глаза и судорожно вздохнула. Руслан наклонился к ней и осторожно поцеловал в губы. Рада вся дрожала и вела себя так несмело, что у него закралось сомнение...
- Ты раньше целовалась? - спросил он с улыбкой.
- Конечно! - излишне запальчиво заверила его Рада. - Только... это были мальчишки из моего класса... и я их... не боялась.
Руслан от души расхохотался:
- Ты меня боишься?
Рада потупилась:
- Ну... я боюсь тебя разочаровать...
- Ну и зря. Ты самая очаровательная девушка, какую я встретил за последний год.
Рада польщенно зарделась.
Он поцеловал ее еще раз, на прощание, у подъезда, а потом пропал. Иногда ему хотелось ей позвонить, но желание это не было настолько острым, чтобы взять и сделать это - оно как бы маячило на периферии сознания, и всегда перебивалось соображениями о том, что Рада - совсем ребенок, и это очаровательно, но он не сможет полюбить ее, как Эвелину - до поклонения, до обожания, до одержимости... И потому стоит ли продолжать, чтобы потом разбить ей сердце, тем более что она скоро уезжает обратно на Алтай?
Рада страшно тосковала, и мама не могла не заметить этого. Ее уныние по поводу безответной любви накладывалось на проблемы с бабушкиным наследством, и над семьей Данилиных нависла тяжелая туча. Папа ходил все время мрачный, весь обложился юридическими документами и почти ни с кем не разговаривал, кроме своего адвоката. Деньги были на исходе, на красивую столичную жизнь их явно не хватало, а мама откровенно томилась в мегаполисе, но все равно находила в себе силы подбадривать дочь:
- Не расстраивайся, милая, это неизбежно. Каждой женщине рано или поздно кто-то должен разбить сердце.
- Зачем? - нахмурилась Рада.
- Точно не знаю, но думаю, дело в том, что все познается в сравнении. Трудно стать счастливой, не пережив горя.
Рада делала понимающее лицо, но внутри была уверена, что уже никогда не будет счастлива.
Она часто ходила на пленэры, чтобы поменьше околачиваться в квартире Федотовых: две недели и так уже растянулись до трех, а конца и края этой тяжбе не было видно. В то утро Раде пришла фантазия сделать рисунок Москва-сити, она собрала нехитрый набор: кусок двп, лист бумаги размера А3 и набор карандашей - в широкую сумку, сшитую мамой специально для таких случаев из клочков старых джинсов и отправилась к Дому художника, где как раз проходила выставка Серова. Рада прикинула, что за время стояния в двухкилометровой очереди она успеет набросать все, что нужно, но цены на билеты оказались выше, чем она предполагала, и потому пришлось заняться только рисунком, что, впрочем, не слишком расстроило юную художницу.
Она уже успела накидать общий силуэт и начала прорабатывать отдельные здания, как вдруг чья-то мягкая и теплая рука легла ей на плечо.
- Поверить не могу, вот так встреча! - глаза Руслана искрились солнечным светом. Он ласково поцеловал Раду в щечку, а потом еще и обнял, как дорогого друга, которого не видел сто лет, чем совершенно выбил ее из колеи. - Слушай, ты прости, что я пропал на целую неделю. Уезжал из города по работе, так замотался...
- А что за работа? - поинтересовалась Рада. За прошлые два свидания он так и не сказал ей, чем занимается профессионально.
- А я тебе не говорил? Играю в одной банде на гитаре и диджериду...
Он снова расхохотался и обнял ее:
- Черт, как же я рад тебя видеть! Ну, не обижаешься?
Он еще спрашивает! Пожалуй, она не обиделась бы, даже если бы он вытер пыль со своих ботинок ее выпускным платьем... Рада с улыбкой покачала головой:
- А что такое диджериду?
- О, это классная штука! Ты очень кстати спросила, мы сегодня играем в одном злачном месте. Пойдем, а? Будет весело!
Таким радостным и оживленным она его еще никогда не видела, и конечно, она пойдет, если только родители ее
