— Что же вас так сблизило с моим отцом, позвольте спросить? — снова нарушил воцарившуюся тишину Патрик.
— Не знаю, как это объяснить. Возможно, одиночество.
— Одиночество? — удивился Патрик.
Келли кивнула.
— Ну, еще в отношении моего отца я могу согласиться. Старый упрямец наверняка разогнал всех друзей, так же, как и… Но вы? Молодая красивая женщина. Я отказываюсь верить, что вам знакомо такое чувство, как одиночество.
— Представьте себе, я знаю о нем не понаслышке.
— Вы не замужем?
Келли покачала головой.
— Почему?
— Это не ваше дело! — вспылила она.
— Извините. Просто пытаюсь разобраться.
— Нечего разбираться в моих отношениях с мистером Джонсоном. Лучше бы разобрались в ваших отношениях с отцом!
— А вы остры на язык, — заметил с улыбкой Патрик.
— Вынужденные меры при общении с людьми вашего типа.
— Боже, сколько злости! Может, тогда поведаете, к какому это типу я отношусь? Вдруг тогда я смогу найти себе подобных. Людей своего типа, как вы изволили выразиться.
Келли ощутила какую-то едва уловимую тоску в голосе Патрика. Будто бы ему тоже было известно не понаслышке о том, что такое одиночество.
— Простите, не хотела вас обидеть.
— Да? Значит, мне показалось, что вы сделали это намеренно?
— Еще раз извините за то, что вам так показалось.
Патрик улыбнулся.
— Теперь я понимаю, что в вас нашел мой отец. Вы — люди «одного типа».
Губы Келли слегка дрогнули в улыбке.
— Мистер Джонсон был чудесным человеком. Он всегда относился ко мне, как к дочери. Одному Богу известно, сколько раз я приходила к нему со своими бедами, и ни разу… ни разу, — повторила более твердо Келли, — он не отказал мне в помощи.
Патрик промолчал, дав ей возможность выговориться.
Она едва сдерживала накатившие слезы.
— Может быть, вы еще раз подумаете насчет окончательного решения? Мистер Джонсон так много сил и средств вложил в этот ресторан. Вы ведь знаете, что «Каприз» стал первым камнем в возведенной им империи. Этот ресторан он открыл еще до вашего рождения.
— Мой папаша, похоже, ничего от вас не утаил.
— Не говорите в таком пренебрежительном тоне о своем отце! Мистер Джонсон любил повторять, что «Каприз» подарил ему единственную любовь. Флоранс. Вашу мать. Мистер Джонсон говорил, что будет ползать на коленях по паперти, мести улицы и лизать в аду раскаленные сковороды, но никогда в жизни добровольно не отдаст «Каприз» в чужие руки.
Слезы катились по щекам Келли. Но она ничего не могла с собой поделать. Перед ее мысленным взором стоял образ мистера Джонсона, который умолял ее сделать все возможное, чтобы отговорить Патрика от опрометчивого решения. Однако кто она такая, чтобы к ее мнению прислушивались? Какое право она имела учить жизни нового хозяина? Ее советы, просьбы, пожелания и требования не значили для него ровным счетом ничего.
— Если вы пытались меня разжалобить, поздравляю: вам это удалось, — сказал Патрик, едва Келли замолчала.
— Неужели вы так ничего и не поняли? — с сожалением спросила она.
— Я понял лишь одно. Мой папаша уже успел промыть и вам мозги со своей ностальгической чушью. Однако я не намерен разрываться между Штатами и Англией и мотаться туда-сюда через Атлантику только ради того, чтобы иметь возможность поужинать за тем же столиком, за которым познакомились мои родители. Впрочем, даже нет. Я всегда смогу это сделать. В конце концов, я лишь продаю ресторан, а не отдаю его на снос. Я уж молчу об оставшихся шести ресторанах в разных частях Нью-Йорка.
— Семи, — поправила его Келли.
— Что?
— Помимо «Каприза» мистер Джонсон владел еще семью ресторанами в городе.
— Хорошо, семи. Разница не велика.
— Да, подумаешь, какие-то жалкие десять лет жизни вашего отца, — с горькой усмешкой заметила Келли.
— А вот и печеные куропатки, — возвестила с порога Памела. Через пару мгновений она уже расставляла на столе приборы.
Патрик повел носом.
— Мм, пахнет божественно. Только сейчас осознал, насколько проголодался. Все-таки из Англии путь не ближний.
— Во сколько вы вылетели? — спросила Памела, положив на тарелку Патрика изрядный кусок куропатки.
— Где-то около десяти, — не задумываясь, ответил Патрик.
— Подождите-ка. — Келли быстро провела в уме нехитрые математические расчеты и, обнаружив некоторое временное несоответствие, спросила: — Неужели вы зависли на пару часов над Атлантическим океаном?
Патрик удивленно поднял брови и взглянул на Келли.
— Вы прибыли сюда после трех, а вылетели из Лондона в десять. Пару часов так или иначе вы где-то провели?
Патрик откашлялся.
— Я был на могиле отца.
— Что?! — в один голос воскликнули Памела и Келли. — А почему вы это скрыли?
— Вы и не спрашивали. — Он выглядел смущенным, как будто его застигли врасплох за не совсем благовидным занятием.
— Просто… после того, как вы отзывались о своем отце… — начала Келли.
— Вы решили, что я даже не навещу место его последнего упокоения?
— Простите.
— Не за что просить прощения, Келли. На вашем месте я подумал бы точно так же.
— Я все равно не имела права так плохо думать о совершенно не знакомом мне человеке.
— Вы случайно не в монастыре воспитывались? — с улыбкой поинтересовался Патрик.
— Говорит, что нет, — ответила за подругу Памела. — Но у меня тоже не раз возникало подозрение, что понятия о жизни и нравах у Келли — плод стараний целой обители.
— Прекрати нести чепуху! — оборвала их шутливый разговор Келли. — Меня воспитывали совершенно обыкновенные люди. А если вам такими неестественными кажутся доброта, честность, нравственность, то мне искренне вас жаль.
Памела и Патрик переглянулись и улыбнулись друг другу. Почему-то это тайное молчаливое согласие подруги и нового хозяина больно задело Келли за живое.
Однако она не стала копаться в себе и искать причины внезапной досады, а лишь пожелала Патрику приятного аппетита, извинилась и отправилась домой.
День сегодня выдался не из легких. Сначала похороны, затем известие Патрика Джонсона-младшего о намерении продать американские рестораны первому попавшемуся покупателю.
Келли пыталась успокоить себя тем, что сделала все возможное, чтобы отговорить нового владельца от принятого впопыхах решения. Она и впрямь бросилась с голыми руками в клетку к разъяренному тигру и при этом отделалась легкими царапинами и синяками. Действительно ли она сделала все возможное? А вдруг упустила шанс? Не заметила какой-нибудь лазейки в душе Патрика Джонсона?
