У одной стены комнаты был устроен большой камин. У другой, напротив двери, стояла самая ценная вещица — комод, тоже времен королевы Анны, украшенный дорогой фарфоровой вазой, в которую Люсия каждое утро ставила свежие розы, срезанные в саду.
В мягком кресле, обложившись подушками, сидел Гай — ноги на табурете, в руке сигара, на столике рядом кофе и бренди. Он был погружен в чтение вечерней газеты. Рыжеватые кудри, когда-то густые и непокорные, уже заметно поредели, на макушке начинала просвечивать лысина. И несмотря на это, в свои сорок восемь Гай Нортон был еще вполне привлекательным мужчиной.
Высокий, коренастый, в молодости он слыл неплохим спортсменом, у него была отличная фигура с тонким намеком на животик. Он всегда выглядел очень импозантно. Люсия отдавала ему должное — Гай никогда не терял достоинства и представительного вида. Одежда сидела на нем превосходно, даже домашний халат очень шел ему. Люсии всегда казалось, что Гай занимался в жизни не тем, к чему у него было истинное призвание. Вместо того чтобы тратить время в Сити, занимаясь ценными бумагами, ему надо было заседать в парламенте. У него был внушительный вид и важные манеры. Он без труда получил бы место от консервативной партии. У него были устоявшиеся, очень консервативные взгляды. Гай любил воображать, как бы он управлял страной. Он возмущался правительственными чиновниками, которые не разделяли его воззрений. Но полное отсутствие у него чувства юмора совершенно убивало Люсию. Сама она, несмотря на неудачный брак, разочарования и тревоги, никогда не теряла способности шутить.
Гай Нортон повернул голову и увидел жену. Она стояла, засунув руки в карманы, радостная, сияющая.
Он отметил про себя, что она в пиджаке, а на выражение лица не обратил никакого внимания — наблюдательность не входила в список его талантов. Он никогда не замечал, что его жена или еще кто-нибудь выглядит усталым или больным.
— А, это ты, — сказал Гай. — Куда собралась?
— Прокачусь на машине. Голова разболелась, хочу подышать свежим воздухом.
Он снял очки и удивленно захлопал на нее глазами. Его голова еще была занята курсом акций и газетными новостями.
«Какой у него глупый вид, — подумала Люсия, — да он вообще человек неумный, разве что в своем бизнесе». Гай был успешным биржевым маклером, впрочем, она не могла уважать его даже за то, что он сам сделал карьеру. Фирма, в которой он работал, — «Нортон, Брюс и Нортон» — была основана его отцом, так что и тут все лавры принадлежали не ему. Просто Гаю повезло — отец взял его партнером в бизнес сразу после окончания Кембриджа, где Нортон-младший особыми успехами не отличался, разве что хорошо играл в регби, за что получил приз. А потом он унаследовал отцовский бизнес.
— Я хотел с тобой поговорить, — сказал Гай.
— О чем?
— Есть о чем. Ты так странно вела себя за ужином…
— Только давай не будем сейчас об этом, — сразу перебила Люсия.
— А почему не сейчас? По-моему, самое время.
Она нервно дернула головой и посмотрела в окно, не видя ни сада, ни спокойной реки, ни красот летнего вечера, а лишь белую дорогу, ведущую к Чарльзу.
Гай снова заговорил:
— Послушай, Люси, я хочу знать, почему ты мне нагрубила и с чего ты так раскричалась, стала рыдать и отказалась ехать в Корнуолл.
Она посмотрела на него с презрительной холодностью, которая в последнее время посещала ее каждый раз, когда ей приходилось говорить с мужем. Она терпеть не могла, когда ее называли уменьшительным именем Люси. Только Гай звал ее так.
— Тебе прекрасно известно, почему я разрыдалась. Ничего удивительного, что я не хочу с тобой никуда ехать, особенно в моем теперешнем состоянии.
Гай Нортон выпятил грудь под накрахмаленной рубашкой, возмущенный донельзя, и посмотрел на жену поверх очков. Во взгляде его читалось неподдельное изумление. Люсии его реакция показалась смешной, хотя и разозлила. Гай даже представить себе не мог, чтобы кто-то осмелился желать чего-то другого, кроме как немедленно кинуться исполнять его приказы. Когда они только поженились, Люсия была совсем юной, а он — взрослым, опытным мужчиной, и она послушно исполняла все, что он ей велел. Но с тех пор она повзрослела и больше не хотела быть безропотной, послушной женой. Она не понимала, почему Гай все должен решать сам: выбирать место их семейного отдыха, заказывать еду, которая нравится ему. Почему в их доме бывают только его друзья, а все ее знакомые и приятели кажутся ему скучными. Кроме работы, его страстью был гольф. По выходным дом наводняли его приятели по гольф-клубу со своими женами. Еще он любил бридж, поэтому все в доме играли в бридж. С дочерьми он всегда обращался самовластно, не допуская никакого снисхождения к их детским слабостям. Хотя Гай считал себя великодушным и добрым отцом, на самом деле он никогда ничем не пожертвовал бы ради детей.
Таким был этот человек, и он часто уверял ее в своей любви. Он очень гордился красотой жены и ее популярностью в светском обществе. Он любил, когда она сидела с ним за столом или лежала в его объятиях. И все.
Впрочем, Люсия готова была мириться с такой жизнью, потому что с ее стороны это был брак по расчету, и она собиралась выполнить свои условия сделки. В первую очередь она думала о детях. Но так было до того, как в ее жизнь вошел Чарльз. Теперь она уже не могла терпеть Гая, а он не понимал, что с ней вдруг случилось. Она видела, что муж злится, недоумевает — ведь до сих пор у него не возникало с ней никаких хлопот.
Ледяным голосом Гай произнес:
— Не желаешь ли ты объясниться? Что все это значит? И что такого особенного в твоем «теперешнем состоянии»?
Люсия сжала челюсти так, что скрипнули зубы. Только не сейчас! Сейчас ей меньше всего хотелось затевать скандал с Гаем. Чарльз ждет ее в отеле, и она сгорает от нетерпения.
— Я тебе потом все объясню, Гай. А сейчас я не хочу оставаться дома, чтобы затевать очередной скандал. Я же тебе сказала, у меня болит голова.
Он поднялся с кресла и встал перед ней, как статуя — аллегория праведного гнева.
— Дорогая моя Люси, у тебя все время болит голова, по крайней мере всякий раз, когда я хочу серьезно с тобой поговорить. Ты злоупотребляешь этой отговоркой. Долгое время я терпел твое поведение…
— Прошу тебя, не сейчас, — перебила она, и румянец выступил у нее на скулах.
Гай прищурился. Люсия знала, что это значит — он решал, как унизить или наказать ее.
— Сними пиджак и сядь, — приказал он.
— Гай, перестань мной командовать.
— Я твой муж, и позволь тебе сообщить, что если я решу, что мы с детьми едем в Корнуолл, то ты поедешь вместе с нами как миленькая.