С бульдожьей внешностью этого коренастого человека совершенно не гармонировали проницательные карие глаза.
— Днем я составлю предварительный рапорт по делу, но, учитывая ваши подозрения насчет Квинси, хочу вам кое-что сказать, — произнес он, выразив предварительно свои соболезнования. — Если, конечно, у вас есть настроение меня слушать. Арчер судорожно вздохнула.
— Я вас слушаю.
— Для начала я должен предупредить, что Кейт Уилсон, дворецкий Квинси, подтвердил показания своего хозяина. — Гонсалес достал из кармана блокнот. — Теперь о вечере, про который говорила вам мисс Ван Камп. Квинси утверждает, что не устраивал никакого вечера в честь мисс Ван Камп и пригласил ее только затем, сейчас я его процитирую, — Гонсалес заглянул в блокнот, — «чтобы в возможно более мягкой форме известить ее о расторжении нашей помолвки».
— Вы ему верите?
— Во что я верю и во что не верю, не имеет никакого значения. Важны лишь доказательства, которые я могу предъявить окружному прокурору. А у меня таких доказательств нет. Кейт Уилсон говорит, что отвез мисс Ван Камп домой в половине девятого вечера, и всю дорогу она плакала, сожалея о расторгнутой помолвке.
— А что говорят соседи Марианны?
— Вы же знаете этот район. Люди, живущие в подобных местах, очень неохотно сотрудничают с полицией. Все утверждают, что ничего не видели и не слышали.
— Черт возьми, — пробормотала Арчер.
— Вполне разделяю ваши чувства. Я сделал запрос в архивы. Квинси, как я и ожидал, оказался чист, а вот Уилсон… Арестовывался за мужскую проституцию и ограбления магазинов. Есть и более серьезные вещи. Изнасилования.
Арчер содрогнулась при мысли, что последний в своей жизни вечер Марианна провела в компании таких людей, как Квинси и Уилсон.
— Я постараюсь раскрутить это дело, — продолжал Гонсалес. — Видите ли, тело мисс Ван Камп покрыто синяками и кровоподтеками. Вскрытие показало, что перед смертью она имела половые сношения, и по всем признакам это было изнасилование. Но прямых улик нет. Предсмертной записки тоже. Видимо, дело спустят на тормозах, и все спишут на обычную передозировку снотворного.
Даже сейчас, когда должна была начаться заупокойная служба, Арчер не могла отвлечься от прощальных слов следователя.
Квинси дождался начала службы, чтобы войти в церковь, не привлекая к себе внимания. Он бы ни за что не приехал, но Кейт его уговорил.
— Черт возьми, будет очень подозрительно, если вы останетесь дома, босс.
— Но я же сказал полицейским, что в тот вечер я объявил Марианне о расторжении помолвки, — возразил Квинси.
— Тем больше оснований ехать на похороны, — настаивал на своем Кейт.
— Merde[31]. Вот уж не думал, что она наложит на себя руки.
— Я тоже. Вот дерьмо! Шлюха, а расстроилась из-за маленького секса. — Кейт пожал плечами. — Обычно такие бабы получают удовольствие от приключений.
— Надо было остановиться, когда я велел, — угрюмо заметил Реджинальд.
— Я-то остановился, но парни уже вошли в раж и не могли остановиться даже после того, как девка отключилась.
Но в одном Кейт, несомненно, прав. На похороны надо было приехать. Дрожа от мрачных предчувствий, Реджинальд уселся в заднем ряду. Орган заиграл реквием.
Во Вьетнаме Алану приходилось терять боевых товарищей. Но там это было связано с некой неизбежностью, а смерть Марианны — полнейшая неожиданность. Ей же всего тридцать шесть, она на четыре года моложе его, и вот… Марианна больше не напишет ни одной картины, не увидит заход солнца, не посмеется шутке, не полюбит мужчину. Любовь. Довелось ли Марианне хотя бы раз в жизни испытать сладостную муку любви?
А ему самому?
Алан прилетел на похороны не только затем, чтобы отдать последний долг товарищу по искусству, он приехал увидеть Лиз. Месяц одиночества сделал его мудрее. Нравилось ему это или нет, но узы, связавшие его с Лиз, были настолько прочными, что никакое расстояние не могло их ослабить, а тем более разорвать.
Алан увидел ее сразу и потом следил за нею глазами, пока она медленно шла по проходу. Он ожидал увидеть ее в обществе Рика и был немало удивлен, что она пришла одна и села рядом с Арчер Гаррисон.
Служба между тем шла своим чередом. Лиз встала и направилась к кафедре. Когда она повернулась лицом к собравшимся, у Алана защемило сердце. Лицо бледное, под глазами темные круги. Многих женщин горе принижает, но в скорби Лиз было что-то возвышенное.
— Для меня большая честь сказать прощальное слово о таком талантливом человеке, как Марианна Ван Камп. — Она говорила тихо, словно обращаясь к себе. — И я постараюсь оправдать эту честь. Я — дилер и знакома со многими художниками. Марианна была незаурядной личностью и незаурядным художником. Она несла радость друзьям в трудные минуты, а всему миру — красоту. Дай Бог, чтобы всех нас так вспоминали после нашей смерти. — Лиз обвела взглядом присутствующих. В ее глазах стояла такая боль, что Алан, встретившись с ее взглядом, не выдержал и отвернулся. — Как большинство творческих натур, Марианна была одинока. Если бы она могла увидеть, сколько людей собралось здесь, она бы очень удивилась и, наверное, стала бы нервничать. Марианна ненавидела торжественные церемонии. Она всегда сомневалась в своем таланте и в том, что занимает подобающее ей место в мире искусства. Она не была великой художницей, не создавала шедевров, но талант ее проявлялся ярко и самобытно, как и талант любого другого художника. Вопреки расхожему мнению судьба большинства художников — забвение. Если мастер при жизни добился всемирной славы, то можно почти гарантировать, что после смерти его наверняка забудут.
Здесь, при всех, я торжественно обещаю сделать все возможное, чтобы этого не случилось с Марианной Ван Камп. Если я права, а все вы знаете, что обычно я бываю права, то через десять лет коллекционеры будут сбиваться с ног в поисках полотен Ван Камп. — Голос Лиз окреп и зазвенел в тишине. — Марианна Ван Камп займет достойное место в истории искусства Юго-Запада.
Алан уже ощутил гордость за любимую женщину. После службы он скажет Лиз, какое впечатление произвела на него ее прощальная речь.
Но в это время подошел Рик и проводил ее на место.
* * *
Хотя во время службы Квинси потел от страха, в душе он гордился собой. L'audace, toujours l'audace[32].
Его поразило количество людей, пришедших отдать последний долг Марианне. В особенности же его поразила страстная речь Лиз. Он фатально ошибся, не разобравшись в истинном происхождении и воспитании Марианны. Но неужели он ошибся и в оценке ее таланта? Неужели в этой маленькой шлюхе действительно горела искра гениальности? Какой же он дурак! Ну зачем надо было уничтожать ее холсты? Ему стало жалко до слез утраченных картин.
