— Это неважно. Я рассказала Клаудин о содержимом письма.
— Тест на отцовство еще не проведен. Возможно, я никто этому ребенку.
— Неважно. Иветти была убеждена, что ребенок твой. Если ты по-прежнему хочешь вернуть его, мы воспитаем мальчика в любви.
Филипп скривился.
— Мать Иветти ни за что его не отдаст. И потом, неужели ты станешь убеждать меня, что будешь растить чужого ребенка? — насмешливо спросил он, и она снова почувствовала душевную боль.
— Конечно. А вдруг нам захотелось бы усыновить его? Дети есть дети, Филипп. Они ни в чем не виноваты. Им нужна только любовь. Ты хотя бы раз видел своего сына?
Наступило продолжительное молчание.
— Однажды я видел его в окно палаты, но он был очень далеко, поэтому я ничего к нему не почувствовал.
— Совсем?
— Ребенок может оказаться не моим.
— Это еще неизвестно. Если ты станешь следовать указаниям доктора, то скоро сможешь вернуться в Ношатель и разрешить ситуацию с сыном.
Решив больше ничего не говорить, дабы Филипп не смог снова перечить, Келли поднялась на ноги, потом достала из рюкзака мобильный телефон мужа и положила на прикроватный столик.
— Я принесу новый компресс.
Не желая показывать эмоций, Келли быстро спустилась по лестнице, чтобы закончить приготовление еды. Войдя в кухню, она почувствовала, как ее одолевает усталость.
После отъезда из Вашингтона ее головные боли чудесным образом прекратились, однако прибавился аппетит. Сейчас ей так сильно хотелось есть, что даже ощущалась дрожь в теле.
Келли наскоро проглотила внушительную тарелку горохового супа, вспомнив, что теперь ей следует питаться за двоих.
Положив еду для Филиппа на поднос, она взяла компресс и поднялась к нему в комнату.
Муж сидел, опершись о спинку кровати, и с кем-то тихо разговаривал по телефону, возможно, с Марселем. Келли не могла разобрать ни слова.
Ей было все равно, с кем общается Филипп. Судя по всему, ему стало немного легче. Обезболивающее сделало свое дело.
Воспользовавшись моментом, Келли поменяла компресс и поставила поднос на кровать рядом с мужем.
Если он не захочет есть, то сам поставит поднос на прикроватный столик. Келли решила выйти из комнаты, дабы не подслушивать его разговор. Через двадцать минут она снова придет и посмотрит, вызвала ли ее готовка у него аппетит.
Войдя через двадцать минут в его комнату и снова поменяв компресс, она заметила, что все тарелки на подносе пусты.
— Не удивляйся, — резко сказал Филипп. — Я все-таки еще женат на искусном поваре. Нет смысла притворяться. Все было очень вкусно.
— Спасибо, — прошептала она, радуясь тому, что у мужа появился аппетит, и взяла поднос. — Ты еще что-нибудь хочешь?
— Нет. Ты уже достаточно сделала. Больше не приходи сюда.
Его холодный тон заставил ее вздрогнуть. Филипп не хотел больше ее видеть.
Ли предупредила Келли, чтобы та звонила ей в любое время. Келли набрала ее номер, но телефон оказался занят.
Час спустя, убрав в кухне, Келли снова набрала номер Ли.
— Положи трубку!
Вздрогнув, Келли резко обернулась. На пороге ее комнаты стоял Филипп. Он был босым и опирался на трость.
— Зачем ты спустился по лестнице? — крикнула она. — Не хочешь, чтобы твое колено зажило?
— Благодаря твоему профессиональному уходу мне стало лучше. Повесь трубку, Келли.
Она повиновалась.
— Однажды ты уже предала меня.
Келли покраснела.
— Не чувствуешь себя виноватой? Кажется, у тебя нет совести.
— Ты должен лежать, Филипп, — настаивала она.
Он прищурился.
— Я хочу прилечь в комнате на этом этаже.
— Давай я помогу тебе устроиться, — Келли проигнорировала его насмешливость.
— Это можно расценивать как приглашение? — продолжал глумиться Филипп. — Днем ты помогла мне как медсестра, а что будет ночью?
— Если тебе стало лучше, то я вызову такси и уеду.
— Прекрасно. Я позвоню адвокату Онору и отменю назначенную встречу.
— Ты ведь сам не хочешь, чтобы я осталась.
— Скажем так: у меня больше нет желания спать с моей женой. Просто если ты намерена снова исчезнуть, я отменю встречу.
— Доктор сказал, что тебе нельзя вставать еще два дня.
— Чем дольше я бездействую, тем больше отдаляюсь от своего сына. Конечно, если он все же мой. Завтра в половине девятого утра приедет такси, которое отвезет нас на вертолетную площадку. Если, проснувшись, я не обнаружу тебя, значит, ты вновь сбежала.
Филипп хотел видеть сына Иветти. И при этом, презирая Келли, он все же желал за счет ребенка удержать ее рядом с собой.
— Я рада, что адвокат Онор поверил в возможность воспитать ребенка в нашей семье, — сказала девушка, потом повернулась в сторону ванной комнаты.
— Келли! — позвал он.
— Да? — она остановилась на полпути.
— Если ты хочешь вернуть наши прежние отношения, то зря стараешься. Как только я получу опеку над ребенком и найду няню, ты получишь развод. Если ребенок окажется не моим, ты улетишь в Вашингтон сразу же, будучи уже разведенной женщиной.
— Знай, я сделаю все возможное, чтобы ты получил опеку над ребенком до того, как разведешься со мной. Если ребенок окажется не твоим, обещаю, что оставлю тебя.
Однако уезжать из Швейцарии Келли не собиралась. Она не могла уехать из страны, где жил отец ее ребенка.
Водитель должен был доставить Филиппа и Келли на вертолетную площадку, принадлежащую принцу Раулю.
Филипп вел себя крайне независимо. Он опирался на трость, отказываясь принимать помощь Келли. Что же она будет с ним делать, когда они уедут из шале?
По дороге к пентхаусу, в котором они жили до размолвки, Келли даже радовалась тому, что ссора с мужем принуждает ехать в молчании. Ее сердце бешено колотилось, нахлынуло слишком много воспоминаний. Она с трудом сдерживала эмоции.
Войдя в пентхаус, Келли с тоской оглядела некогда милую и уютную квартиру. Она решила расположиться в комнате для гостей, дабы не беспокоить Филиппа. Муж ясно дал ей понять, что не желает продолжения каких-либо отношений.
Приняв душ, Келли переоделась в юбку и свитер. Распаковав вещи, она направилась в кухню.
Девушка решила заварить мужу чай, потом отправиться в магазин. Она открыла банку с печеньем, чтобы подать его к чаю, затем приготовила компресс со льдом. Проделав все это, Келли отправилась на поиски Филиппа.
— О, извини... — сказала она, наткнувшись на мужа, стоявшего в коридоре. Он принял душ и переоделся в новые брюки и темно-красный пуловер. — Почему ты не лежишь?
