Ознакомительная версия.
Иногда фамильная честь бывает тяжким бременем.
– Хорошо, – выдохнул он. – Я поплыву с тобой.
Облегчение почти лишило ее равновесия. Она схватила его руки:
– Спасибо! Я уже так многим тебе обязана… Рейф отстранился и встал:
– Ты ничем мне не обязана.
Она почувствовала его отчуждение, словно пощечину, и подняла руку к горлу, наблюдая, как он входит в главную каюту. Боже, как она сумела все испортить! Сожалеет ли Рейф, что спас ее сегодня? Она бы его не осудила. Одно дело – увести Шанал со сцены ее разбитого будущего, и совсем другое – продолжить с ней путешествие. Она столько попросила у него! А ведь они даже не были близки!
Зная о его увлечении, она всегда старалась держаться подальше. Никогда не подавала ему надежду. И всегда считала, что так лучше. Хотя все это было не только ради него, но и ради нее. С тех пор как он из школьника превратился в молодого мужчину, было в нем что-то, заставлявшее волоски на ее затылке вставать дыбом. Что-то неопределенное всегда действовало ей на нервы, когда он был рядом, и заставляло неприятно осознавать себя и реакции своего тела на Рейфа.
Тогда она твердила себе, что это абсурдно. У нее распланирована вся жизнь, и кому-то вроде Рейфа нет в ней места. Она всегда была спокойной, благоразумной, а он относился к жизни легкомысленно. У них не было ничего общего. Связывал их только Этан.
Но это было почти десять лет назад. Многое изменилось с тех пор. Для обоих. Он стал настоящим мужчиной и теперь был еще более уверенным, особенно в себе, и, подобно всем Мастерзам, излучал мощь и сознание собственной правоты. А она? Попрежнему была погружена в свои исследования, и его присутствие вызывало в ней неловкость.
В тот момент, когда его пальцы коснулись ее спины, ее точно молнией поразило. Все нервные окончания словно обожгло, а теперь на следующие несколько дней они останутся вдвоем в тесном пространстве. Может, она сделала ошибку, попросив его остаться?
До нее доносились мужские голоса: Рейф разговаривал с Маком. Вскоре мужчины обнялись, и Мак сошел на берег. Рейф занял место на борту и завел двигатель. Мак на прощание помахал им рукой с причала. Когда яхта выплыла в мутные речные воды, набухшие после недавнего зимнего дождя, Шанал почувствовала, как напряжение, охватившее ее тело, немного ослабло. Она поднялась и вошла в каюту.
– Полагаю, я нарушила все твои планы, – сказала она, встретив взгляд Рейфа. Он беспечно пожал широкими плечами:
– Не проблема. Я дам родным знать, что уеду на несколько дней, и, кроме того, у меня все равно нет особенно важных дел.
Она почувствовала в его словах желание оскорбить. Намек на то, что она всего-навсего небольшая помеха на его пути.
Шанал подавила вздох.
– Возможно, ты гадаешь, почему я сбежала. И снова это небрежное пожатие плечами.
– Это не мое дело.
Она пыталась найти слова, чтобы начать разговор. Объяснить внезапное удушье и накативший на нее иррациональный страх. Стоя у алтаря, – неужели это было всего пару часов назад? – и слушая священника, она невольно увидела, как простирается перед ней вся остальная жизнь. Ничего не будет, как планировалось…
Конечно, как жена Бертона, она будет по-прежнему участвовать в его исследованиях: искать убежища в фактах, цифрах и анализе. И наконец-то займет должность, о которой мечтала столько лет.
Когда дело дошло до обсуждения брачного контракта – документа, гарантировавшего назначение Шанал главой исследовательской лаборатории и перечислявшего условия большого денежного обеспечения, которое она получит после свадьбы, – у нее самой было на уме только одно: безопасность. Не счастье. Не любовь – если не считать любви к родителям и желания сбросить напряжение и скорбь по прежней жизни с хрупких отцовских плеч.
Пока шло обсуждение в присутствии их юриста, все казалось разумным компромиссом. Финансовая безопасность родителей и хорошая должность для Шанал в обмен на замужество с красивым, богатым, обаятельным мужчиной, которого она, к сожалению, не любила. Но в то время она думала, что любовь придет позже.
Бертон не делал тайны из своего влечения к ней с того дня, когда она стала работать в исследовательской фирме, носившей его имя. Иногда они встречались: ничего серьезного. По крайней мере, она так думала. Но потом он удивил ее своим предложением выйти за него замуж. Шанал не сразу дала ответ, в уверенности, что откажет ему, но при этом прекрасно сознавала, что сделает этот отказ с ее шансами на повышение в «Бертон интернешнл». Но как-то мать отвела ее в сторонку и открыла ужасное положение, в которое попали она и отец Шанал.
Шанал знала, что обвинение в медицинской халатности, выдвинутое против отца почти пять лет назад, дорого ему стоило. Безмерно гордившийся своими знаниями и идеальной репутацией врача, он скрыл ранние симптомы бокового амиотрофического синдрома, или болезни Лу Герига, тяжелого поражения центральной нервной системы, что стоило жизни одному из пациентов. После этого случая он был вынужден отказаться от операций на сердце и оставить практику. Никому не был нужен хирург, мышцы которого постепенно атрофировались, что приводило к неожиданным подергиваниям и судорогам. И конечно, никому не был нужен человек, позволивший гордости встать на пути чьей-то жизни.
Страховка за преступную небрежность врача покрыла часть суммы иска, возбужденного против него. Но угрызения совести продолжали его терзать, и, поскольку все его средства были обращены в долгосрочные финансовые вложения, так что превратить их в наличные стоило много труда и времени, отец взял краткосрочный кредит, чтобы передать средства семье погибшего пациента. Заложить дом в то время казалось неплохой идеей, и он честно собирался заплатить всю сумму залога из дохода от вложений. Пока не открылась правда о его финансовом состоянии…
Он доверился старому школьному другу, владевшему фирмой по планированию финансов. Другу, который, как оказалось, затеял сложную финансовую пирамиду. Родители Шанал потеряли все, до последнего доллара. Шанал отказалась от аренды дома и немедленно перебралась к родителям, чтобы помочь.
Пока она хорошо зарабатывала и имела кое-какие сбережения, но знала, что это долго не продлится. Они выплачивали проценты по закладной и могли жить на остальное, но эти расходы вскоре так возрастут, что будут ей не по карману, прежде всего потому, что болезнь отца начнет прогрессировать, и ему понадобится больше помощи. Шанал казалось жестокой иронией то обстоятельство, что, хотя отец дорого заплатил за финансовую безопасность семьи пациента, теперь за это расплачиваются его собственные родные.
Ознакомительная версия.
