А через несколько дней отца Сорензы сбила машина. Был ли это несчастный случай или он покончил с собой, никто не знал, но в шесть лет девочка стала круглой сиротой. Тетя, двоюродные братья и сестры — все заботились о ней, и ее детство нельзя было назвать несчастливым, но огромную пустоту в жизни Сорензы не мог заполнить никто, потому что она всегда была маминой дочкой, с самого рождения.
Когда Соренза немного повзрослела, тетя объяснила, почему мать целиком и полностью посвятила себя ей. Тяжелое детство травмировало психику отца, он стал озлобленным и жестоким и ревновал жену ко всем, будь то мужчина или женщина. И ради спокойствия в доме Эмили прекратила общение с друзьями и знакомыми. Но спасти семью ей так и не удалось, и надгробие над ее могилой было тому мрачным свидетельством…
Соренза подняла голову и увидела в зеркале огромные, потемневшие от горестных воспоминаний глаза. Потом, когда ей исполнилось восемнадцать и она поступила в университет, тетя умерла. А еще несколько месяцев спустя она встретила Саймона Трумана…
Хватит! — приказала себе Соренза. Почему она вспомнила об этом сегодня? Хотя… она хорошо знала почему. Саймон и Николас совсем не походили друг на друга, но их объединяло нечто общее. Оба были чертовски обаятельны, и это позволяло им завоевать любую женщину. Глаза Сорензы сузились от гнева. Как жаль, что мать-природа чаще всего бывает благосклонна к подлецам!
Соренза быстро провела расческой по волосам, подкрасила губы и пошла к входной двери, где Доуэлл беседовал с хозяином ресторана. Подойдя к ним, молодая женщина вежливо улыбнулась и сказала:
— Я никогда еще так вкусно не ела, Луис!
— Готовить для прекрасной женщины — одно удовольствие!
Его лицо озарила счастливая улыбка, и Соренза рассмеялась. Она чувствовала, что, несмотря на бешеный темперамент, этот мачо безобиднее котенка.
Она перевела взгляд на высокого, стройного мужчину, стоящего рядом с Луисом, и заглянула в холодные серо-зеленые глаза.
— Ну что, идем? — спросил Доуэлл, и на его лице опять появилась арктическая улыбка.
Оказавшись на тротуаре и вдохнув свежего майского воздуха, Соренза вспомнила о приличиях.
— Спасибо за прекрасный обед, — вежливо поблагодарила она.
— Это вам спасибо, что согласились со мной пойти.
В совершенно обычной вроде бы фразе Сорензе послышался упрек, будто она чем-то обидела своего спутника. Молодая женщина возмущенно посмотрела на Доуэлла и встретила невинный, открытый взгляд.
Соренза сотни раз задавала себе один и тот же вопрос: как такое могло случиться с ней после того, как она столько лет ходила по строительным площадкам, лазила по фундаментам, измерила шагами тысячи акров земли и не разу даже не поцарапалась? Ну почему, почему именно в этот день, на этом участке и перед этим человеком она показала себя такой неуклюжей? А ведь ей почти удалось тогда произвести впечатление на Доуэлла. Соренза вспомнила, как, разговаривая с архитектором, вдруг оступилась и оказалась лежащей на земле лицом вниз. И тут же ощутила резкую боль в щиколотке.
Архитектор, приятный мужчина средних лет, страшно растерялся. А Доуэлл, увидев, что Соренза собирается подняться, взял ее на руки и, несмотря на яростные протесты, понес к машине. На мгновение, почувствовав себя прижатой к сильной мужской груди, она забыла о мучительной пульсирующей боли в ноге, но уже в следующую минуту снова попыталась вырваться из его рук.
— Мне уже лучше! Пожалуйста, отпустите меня!
— Успокойтесь! — резко приказал он.
— Со мной все в порядке, — соврала она сквозь сжатые от боли зубы.
— Тогда я Красная Шапочка.
Архитектор, семенивший рядом, попытался подбодрить молодую женщину:
— Должно быть, это растяжение связок, мисс Фэнтон, но вам все равно следует обратиться к врачу.
— Растяжение это или нет, я в больницу ехать не собираюсь.
— Напротив, как раз туда вы сейчас и поедете, — категорически заявил глубокий грудной голос где-то у нее над ухом.
Неожиданно для себя Соренза перестала сопротивляться и обмякла от дурманящего ощущения его объятий, движений его тела, когда он шел, от легкого аромата одеколона.
— Я буду вам очень признательна, если вы доставите меня обратно в офис, — заявила она таким решительным тоном, на который только была способна при данных обстоятельствах.
Ответа не последовало. Когда архитектор распахнул перед ним дверцу автомобиля, Доуэлл так бережно опустил Сорензу на сиденье, будто молодая женщина была сделана из фарфора и могла разбиться, но и тогда она чуть не вскрикнула от боли.
— А вы еще собирались ехать в офис! Ваша нога распухает на глазах, неужели не видите?
Конечно, вижу, черт побери! — подумала Соренза. И это я терплю боль, а не ты!
Сказав несколько слов архитектору, который с беспокойством поглядывал в окно автомобиля, Доуэлл захлопнул дверцу и пошел к строительному вагончику, в котором помещалась служба подрядчика. Соренза была уверена, что он намерен кому-то позвонить насчет нее.
Через несколько минут он вернулся, и вид у него был озабоченный.
— Мы едем в больницу, — сообщил Доуэлл тоном, не требующим возражений.
Он действовал с быстротой молнии, и у Сорензы, ослабленной болью и тошнотой, не было больше ни сил, ни желания с ним пререкаться. Взглянув на выражение ее лица, Николас выругался и, достав из бардачка бутылку, предложил ей сделать глоток.
— Бренди? Я не хочу.
— Выпейте немного.
Отхлебнув из бутылки, Соренза почувствовала, как тошнота постепенно проходит, и ей стало легче. Но когда Доуэлл скинул пиджак и начал тщательно его сворачивать, ее снова кинуло в жар.
— Я подложу его под вашу ногу, так будет удобней.
Он склонился над ней, и Соренза увидела его коротко стриженные темные волосы, мускулистые плечи, и ей захотелось еще глотнуть бренди. Он подал ей бутылку, и от смущения у нее вспыхнули щеки. Соренза искренне надеялась, что Доуэлл не заметит ее возбуждения или, по крайней мере, припишет это ее состоянию. Он всего лишь снял пиджак, откуда же это странное ощущение, будто он полностью разделся?
Доуэлл расстегнул несколько верхних пуговиц сорочки, и она увидела часть его восхитительной, мощной груди. Ей надоело смущаться, и она опять попросила бренди.
— Ну, как вы? — спросил он.
В его словах звучало искреннее сочувствие, а заботливый взгляд серо-зеленых глаз заставил Сорензу улыбнуться. Опасаясь, что голос предательски выдаст ее сумасшедшее желание принадлежать ему, она лишь молча кивнула в ответ.
