— Почему они так думают? — спросила Грейс, ощущая некоторое смущение. Может, ей следовало принять поражение, не пытаясь спорить с администрацией? Тогда бы она ушла из школы с хорошей рекомендацией и нашла другую работу.
— Потому что вы обладаете той внутренней силой, которая заставляет окружающих поверить, что вы не примете ничего, кроме самого лучшего.
— Но я вовсе не чувствую себя такой, — возразила Грейс.
— А завтра почувствуете. — Продолжая держать девушку за плечи, Адам развернул ее к себе лицом и, приподняв, поставил на ноги.
— А что изменится завтра?
— Я собираюсь поужинать с вами и помочь вам поверить в себя так, как верю в вас я.
Грейс покачала головой.
— Мы не можем. Слишком рискованно вместе показываться на людях.
— Ужин — ни к чему не обязывающее мероприятие. Как насчет того, чтобы я сам приготовил его для вас?
— Вы умеете готовить?
Он приподнял бровь и улыбнулся обворожительной улыбкой.
— Да, мэм!
Она молчаливо согласилась. Адам был поистине необычным человеком. Такому нужна женщина, не пытающаяся изображать из себя ту, которой на самом деле не является.
Тайны Грейс лежали у нее на душе тяжким грузом. А ведь Адам, возможно, уже знает то, во что она решила никого не посвящать. Придя на ужин к нему домой, она сможет внимательно осмотреться вокруг и узнать, не он ли нашел «Владелицу Адама» у нее на столе.
Она знала, что рискует своей работой, но не могла отказаться от возможности быть с ним. Лаская его грудь, поглаживая отлично развитые мускулы, подрагивавшие от ее прикосновений, она тихо взмолилась:
— Не уходи.
Из книги Стефани Грейс «Владычица Адама»
Последние пятнадцать лет Адам жил один, и надо было хотя бы попытаться научиться готовить, чтобы не умереть с голоду.
Первые пять лет после гибели родителей с ним оставалась их прислуга, но затем Адам узнал, что скрывали семейные тайны… Уволить прислугу было одним из наиболее трудных для него решений, но, если бы Молли и Хьюберт Джонсон продолжали работать на него, он не научился бы жить самостоятельно. Молли всегда мечтала о магазинчике рыболовных принадлежностей в своем родном городе, и Адам помог ей это осуществить. Хьюберт был рад уехать вместе с женой и приступить к работе в магазине.
Постепенно Адам начал строить свою жизнь так, чтобы можно было все контролировать.
Одного взгляда, которым Грейс окинула убранство кухни, хватило, чтобы понять: Адам умеет вести хозяйство и мастерски готовит еду.
— Вы меня не обманули, — сказала она. — Многие парни считают, что приготовить ужин — значит кинуть что-нибудь на гриль или разогреть рис в микроволновке.
Напряжение не исчезло с ее лица. Она все еще нервничала и чувствовала себя скованно. Адаму хотелось создать ситуацию, в которой бы Грейс расслабилась настолько, чтобы поведать ему о своих тайнах.
— Мой папа обычно готовил нам на ужин рис, когда не было ничего другого, — добавила девушка.
— А где же была ваша мама?
Грейс нервно сжала пальцами ножку своего бокала, и Адам понял, что вышел за рамки светской беседы и вторгся на запретную территорию.
— А дом у вас очень милый, — переменила она тему. — Я никак не могу привыкнуть к тому, какие большие дома здесь в округе.
На самом деле его дом был скромным по сравнению с остальными владениями, которые были у него по всему миру. Но ему нравились огромные окна и просторная терраса, на которой в хорошую погоду так замечательно работать с ноутбуком.
С тех пор как уехали Джонсоны, к нему из агентства периодически являлись приходящие домработницы делать уборку. Адам велел им подготовить кухню к своему приезду. Может, стоит делать это чаще, если он действительно решит остаться в Плано на ближайшие полгода.
— Где вы живете? — спросил Адам и подумал: все, что касается жизни Грейс, постепенно становится очень важным для него. Он был бы весьма не прочь добиться от нее признания, что он всегда ей нравился и что она написала о них двоих небольшую эротическую историю.
— Не очень далеко от школы. Квартал, где я живу, построен несколько лет назад.
Грейс отпила из своего бокала. Адам уже разложил помидоры и лук поверх лосося и завернул все в фольгу, прежде чем отправить в духовку. Убедившись, что вода на плите закипела, он закинул туда баранину и овощи, а затем снова повернулся к гостье. Та, не мигая, смотрела на него.
— Что такое?
— Хотела удостовериться, что вы не притворяетесь, говоря, будто умеете готовить. Думала, стоит мне отвлечься — вы вытащите из холодильника готовые блюда.
— Грейс, что бы вы ни думали обо мне, знайте: я никогда не лгу.
— Никогда? А если бы я спросила, хорошо ли сидит на мне этот костюм?
— Я ответил бы, что цвет гармонирует с цветом кожи, но фасон вас не красит.
Она удивленно приподняла бровь.
— А если вас остановят за превышение скорости?
— Я не стал бы врать. Не вижу смысла выдумывать истории.
— Даже когда вы хотите произвести на женщину хорошее впечатление?
Адам покачал головой:
— Это задало бы нашим отношениям такой тон, будто я обманываю человека, а мне это не по душе.
— А вам кто-нибудь лгал?
Вся жизнь Адама была построена на лжи, а он даже не осознавал этого до двадцати пяти лет. В этом возрасте, когда многие люди примиряются со своим прошлым, Адам понял, что он — притворщик.
— Это тот же самый шкаф, который вы закрыли на замок.
— Какой шкаф? Что я закрыла?
— Тот, на котором висит табличка с надписью «личное». Вы закрыли его, когда сменили тему, чтобы не говорить о своей матери. Я не пытаюсь заключить с вами сделку. Просто хочу сказать, что когда люди строят отношения, некоторые темы не принято обсуждать так рано.
— А мы собираемся строить отношения?
— Раньше я никого из администрации не приглашал на ужин к себе домой.
— Конечно, не приглашали. — Грейс поставила на стойку свой бокал с вином и подошла к Адаму. — Но почему? Почему вы вдруг посмотрели на меня как на женщину, а не просто как на сотрудницу?
Адам понял, что сам себя загнал в угол.
— Сегодня я увидел вас с другой стороны. Я был… заинтригован.
— Доведенная до отчаяния и готовая сделать все что угодно, чтобы спасти школу — немудрено, что вы мною заинтересовались!
Адам рассмеялся, хотя очень хорошо понимал, что не должен успокаиваться, пока Грейс не откроет ему правду. Пока она не признается, что он уже давно нравится ей.
— Я не заметил никакого отчаяния.