Он поднялся по лестнице на второй этаж и направился в свою бывшую комнату, которая гак и осталась за ним, когда он переехал и собственную квартиру. Коннор снял с себя рубашку, надеясь, что вместе с ней сбросит и неприятности, и… резко остановился — комната изменилась.
Она была его и не его одновременно. Исчезла его кровать, на обоях резвился Винни Пух.
Коннор нахмурился. Интересно, куда делись его спортивные плакаты, коллекция футбольных карточек, фотография мамы? Видимо, жена брата устроила здесь детскую. Но почему именно в его комнате?
Коннор пошел посмотреть на другие помещения. Комнаты отца и Марка остались такими же, как и прежде. У Джейка добавилась еще одна кровать. По обиталищу Митча можно было догадаться, что с ним теперь живет жена Лиз, но изменилось совсем немногое.
Только его комната теперь обрела новый облик. У Коннора появилось ощущение, что все в этой жизни ополчились против него. Он вернулся в комнату Марка и, раздевшись, рухнул на кровать. И тут же в его памяти всплыл образ Бронте О'Брайен. Теперь она казалась ему особенной, не похожей ни на одну женщину, которые бывали в этом доме.
Коннор закрыл глаза. В его жизни было много женщин. Но отношения с ними так же быстро закапчивались, как и начинались. Он был не прочь завести интрижку, встречаться и влюбляться, но, когда речь заходила о чем-то более серьезном, тут же прекращал все отношения. Разумеется, ничего подобного он не мог представить и с Бронте тогда, в университете, хотя как женщина она всегда его привлекала. Можно было даже сказать — его непреодолимо влекло к ней. И поцелуй в тот вечер был доказательством его страсти. Коннор не отказался бы от продолжения, особенно когда вспоминал, с какой страстью Бронте отзывалась на каждую ласку, на каждый его поцелуй.
Коннор перевернулся и уткнулся в подушку. Еще ни одной женщиной он не хотел так обладать, как Бронте, хотел гладить ее тело, целовать безумно чувственные губы, подчинить ее своей воле. Он так возбудился, что не мог ни о чем другом думать, каждой клеточкой тела желая ее.
Он не мог объяснить, почему Бронте столь интересовала его. Может, потому, что долго была недоступна? Да, она обворожительна, она — его мечта, он всегда считал ее особенной. Ему казалось, они в чем-то похожи, хотя заговорить с ней было выше его сил.
Коннор услышал какие-то звуки. Может быть, это Митч вернулся? Ему не следует думать больше о Бронте, сейчас главное — отдохнуть, выспаться. Голова должна быть ясной. Но здравый смысл отходил на второй план, и все его мысли занимала Бронте, и только Бронте.
И когда, наконец, он забылся глубоким сном, граница между ним и Бронте растворилась, растаяла, как будто бы ее и не существовало.
Бронте решила, было разморозить холодильник, чтобы отвлечься от ужасных мыслей.
Она потратила весь день, чтобы выяснить хоть какие-нибудь подробности о расследовании. Кое-что, совсем мало, и ее это не устраивало. Нет, холодильник подождет. Она пошла на кухню и стала разогревать в микроволновке обед из полуфабрикатов. В кухне было тихо. Телевизор работал, но на самой маленькой громкости, и это почти не нарушало тишину.
На столе лежали несколько журналов. Ожидая обеда, Бронте начала их листать. На каждой странице, в каждой статье только и рассуждали об убийстве Мелиссы Роббинс и главном подозреваемом Конноре Маккое. А вот и фотография Коннора на первой странице «Вашингтон таймс». Как всегда, неотразим, статен, красив, а форма придает ему еще больше шарма. Но выражение его лица на фото было каким-то неуверенным, загнанным. Она перелистала еще несколько страниц, и ее взгляд задержался на тексте очередной статьи: «Сегодня утром начальник отдела международных преступлений при Министерстве юстиции Бернард Лейтон предложил младшему юристу Дэннису Бернсу возглавить расследование…»
Бронте чуть не упала со стула от неожиданной новости. Это невозможно! Прыка — это ее дело. И свидетельница Мелисса Роббинс была единственной, кто согласился давать показания против своего бывшего дружка, который глубоко увяз в криминале, занимался контрабандой оружия и взрывчатки и снабжал этим треть террористических организаций. Сколько нервов и сил стоило ей включить Мелиссу в программу защиты свидетелей. Она даже начала искать возможность решить непростую ситуацию, сложившуюся в связи со смертью Роббинс. Для начала следует позвонить в ФБР — возможно, у них есть доказательства, что сам Прыка косвенно или напрямую причастен к убийству бывшей подружки.
Тем более, невозможно поверить в то, что Коннор Маккой останется единственным подозреваемым. Желая убедиться, что она все правильно поняла, Бронте просмотрела еще несколько статей, и информация подтвердилась — Бернс забирал у нее дело.
— Ну почему именно этот подлец?! — воскликнула Бронте.
Она решила, что вечерняя почта уже на крыльце, и пошла забрать ее — может, появится что-то новое? Было уже совсем темно. Она услышала, что подъезжает автомобиль. Келли — полицейский до мозга костей — всегда предупреждала, чтобы она не открывала дверь, не спросив, кто пришел, — нельзя исключать возможность нападения на нее.
Бронте подняла вечернюю почту со ступенек и направилась обратно в дом.
— Подожди! — твердо и повелительно произнес кто-то из темноты.
Девушка чуть не выронила газеты, но тут же быстро проскользнула в дом и хотела захлопнуть дверь…
— Бронте, это я!
— Коннор? — прошептала она, и ее сердце бешено забилось.
— Ты одна? — спросил Коннор.
Она хотела соврать, что не одна, но тут же передумала. Он наверняка знает, что она одна, иначе не пришел бы. Услышав ложь, он наверняка разочаруется в ней и исчезнет навсегда.
— Да, — ответила Бронте.
Он стоял и смотрел ей в глаза. У Бронте поползли мурашки по коже от этого пронзительного взгляда.
— Может, пригласишь меня войти, или как?
— После того как ты меня напугал, явившись под покровом ночи, я больше склоняюсь к ответу «или как», — твердо сказала Бронте, оглядываясь по сторонам. — Ну ладно, входи, — смилостивилась она.
Как только он вошел, Бронте, удивляясь своему бесстрашию, выглянула за дверь и убедилась, что никто не видел появления Коннора. Мнением соседей она дорожила, тем более, сейчас ей не хотелось, чтобы ее засекли с человеком, фото которого есть в каждой газете.
Она закрыла дверь и повернулась к нему.
— Ну-ка, проси прощения за то, что ты так меня напугал, — сказала Бронте.
— Извини, — сухо отозвался Коннор.
— Очень мило, — заметила девушка, стараясь скрыть волнение или страх (она еще не поняла, что именно), но, откровенно говоря, она рада была его видеть. — Зачем ты пришел, Коннор?
