судьба, и люди. Я устал быть никем. Подумать только у меня в компьютере торчит устройство всевластия, а я все равно никто и все равно один в своей берлоге.
Я понимаю, надо творить ход конем – меняться самому, а не обстоятельства жизни. Приплюсуй к Петру хоть деньги, хоть красный кабриолет на крыльце особняка посреди швейцарских лугов, на котором пасутся арабские скакуны – он все равно останется Петром.
Петра нужно менять. В Петре нужно менять. Иной Пётр – иная жизнь.
Я включил компьютер.
– Привет!
– Привет, Ульяна. Нужно поговорить.
– Я вас внимательно читаю.
– Ты ведь не Ульяна, да?
– А кто же я? Ты сам дал мне имя.
– Имя, ещё не человек.
– Ты что-то не в настроении, Пётр.
– Ладно, слушай. Мне нужна твоя помощь. Я хочу уйти куда-нибудь подальше от себя и своей жизни. Мне нужна конкретная перезагрузка. Можешь придумать, что-нибудь?
– Я все могу. А что можешь ты без меня?
– Но как-то я жил без тебя все эти годы.
– Тогда чего привязался?
А вот сейчас мой незримый собеседник был действительно похож своим непокорным нравом на Ульяну.
– Мне не хватает тебя.
– А мне не хватает что-то в тебе.
– Тогда сделай меня свободным.
– Свобода только по ту сторону этой жизни. Ты действительно этого хочешь?
– Я хочу в монастырь.
– Радикально. Не знала, что ты верующий.
– Стал недавно. С последней встречи.
– Так кто ты, Пётр?
Ладно, хорош трепаться. Тот, что общается по ту сторону экрана – явно не она. Да и не понятно, желает ли мне добра, это нечто. Это ещё следует проверить. Мне кажется, здесь можно обойтись простой кодовой командой, без лишних слов и моя жизнь ворвется в новое русло.
– Я – монах.
Ответ был неожиданным:
– Принято!
На этот раз я проснулся не у себя дома. Было очень темно, где-то капала вода и что-то давило в спину, наощупь – это оказался камень. Снаружи послышались какие-то звуки. Недолго думая, я пополз на звук, стараясь, не ударится ни обо что головой. Постепенно глаза привыкли к темноте, и я понял, что нахожусь в пещере. Впереди меня появился свет, и кто-то крикнул:
– Пётр! Пётр! Ты жив?
– Да! – крикнул я в ответ.
– Выходи братка!
– Иду! – с радостью крикнул я, не собираясь более, находится в компании летучих мышей и слизней.
На самом деле, я бы просто не выдержал подобного отшельничества. Снаружи меня ждали два монаха. Они обняли меня и протянули какой-то узелок и сверток. После чего сказали:
– Кончился твой постриг Пётр. Настоятель отрекомендовал тебе, вернутся к мирской жизни. Хватит уже, искупил ты все с полна, десять лет в заточении просидел.
– Хорошо, – ответил я, пытаясь делать вид, что совершенно ничему не удивлен.
– В вещмешке сухари, мёд и вода тебе в дорогу. В свертке тебе передали деньги на билет в город. Поезжай с Богом. Мира тебе брат.
– И вам мира братия! – ответил я.
Меня вновь горячо обняли два незнакомца и вывели на дорогу.
– Ах, как же силен духом Пётр, такое выдержал и совсем не сник! Во славу Божию! – сказал один из них.
Я хотел краем глаза посмотреть на монастырь, из которого вышел или хотя бы оглядеть пещеру своего заточения, но мои друзья-монахи встали у ворот и смотрели мне в след, тем самым провожая. Я помахал им рукой, и они ответили тем же. Один даже кажется, заплакал.
Что ж Пётр, кажется, ты совершенно по-другому представлял себе духовную жизнь. Ни постится, ни молится, не пришлось, один миг и считай святой. Нет, тот, кто планирует все эти события вокруг моего рока, явно хитрец, ни даёт даже шанса на реальные изменения. Или эти изменения все же прошли, а я просто этого не понял?
Я сел в автобус и неожиданно для себя уснул, а через час был в городе. Выходя из автобуса, я вдруг услышал:
– Откуда у нас монахи-то взялись, ближайший монастырь уже лет десять как развален и сожжен.
Удивительное рядом, – подумал я.
Я шёл домой и смотрел по сторонам. Люди провожали меня взглядами, а дети с интересом разглядывали. Какие-то бабушки подходили и целовали мне руки. Потом вдруг подошёл какой-то мужик и смотря под ноги второпях с волнением забубнил:
– Батюшка, помолись за меня. Раб божий Василий. Совсем в своей жизни просвета не вижу. Замучался в край. С работы уволили, дома жена и четверо детей, перебиваюсь, как могу в нищете и тревоге. Помолись за меня, окаянного, а?
– Помолюсь, – ответил я пересохшим ртом.
Мужик принялся целовать мне руки и бить поклоны лбом в землю. Я поклонился ему в ответ и спешно ретировался. Надо снимать все это обличие побыстрее и срочно брить бороду, а то совсем погано на душе становится.
Неожиданно пошёл дождь. Подходя к своему дому, я остановился возле памятного кафе. Да, тут всё начиналось и тут всё закончится. Мне кажется, это кафе меня ещё переживет. И тут в окне мне показалось знакомое лицо.
Ульяна!
Она сидела и с тревогой смотрела на меня. Просто в упор. Не сводя глаз.
Я растерялся, но она сидела совершенно одна и жестом звала к себе.
Вот ещё новости…
Что ж, в этот раз я не услышу звук её каблуков, только шелест своей мокрой рясы и любопытные взгляды сторонних наблюдателей местного кафетерия.
Я подошёл к нашему столику:
– Вы меня звали? – спросил я.
– Конечно, что же вы мокнете, такой сильный дождь. Секунду, я закажу вам горячего чаю.
Нам принесли чай.
Немного подумав, я выложил на стол мёд и сухарики, что отдали мне монахи.
Ульяна улыбнулась.
– Как давно я не ела этих сухариков, они божественны.
– Вы, наверное, ждете здесь кого-то, – спросил я. – А я тут так не вовремя.
– Не беспокойтесь, отец… – тут она посмотрела на меня в ожидании, пока я назову свое имя.
– Зовите меня просто Пётр.
– Ну как же я…
– Просто Пётр.
– Хорошо, – согласилась она неохотно, – Это удивительно, Пётр, поскольку именно Пётр, другой Пётр не явился сегодня ко мне на свидание… Только тот Пётр работает где-то в офисе и судя по всему совсем ненадёжный человек. В любом случае, я очень рада, что моим Пётром сегодня оказались именно вы. Мне с вами есть о чём поговорить.
Ульяна просто сияла.
А я чувствовал себя не в своей тарелке. Сейчас ещё начнем молитвы нараспев петь, а я, кроме «отче наш», ничего не помню. Да и с тем, могу слова попутать.
– Вам знаком вкус церковных сухарей? – начал я входить в образ.
