— Костюм я оставил в гостинице, — добавил Рой.
Он выглядел слишком красивым в синих джинсах и в темно-сером свитере.
— Я вижу, — отозвалась Эми.
Мужчина отдал букет Барбаре и подошел поближе к хозяйке дома.
— Они выдерут у вас все волосы… — Эми почувствовала теплые мужские пальцы на шее, его легкое дыхание коснулось ее волос. Каждый ее нерв затрепетал. Плечи вдруг словно окаменели, горло сдавил спазм. Она едва слышала протестующее бормотание Саймона и Сары, маленькие ручонки которых крепко схватили ее волосы.
— Полегче, малыши… Идемте.
С бесконечной нежностью Рой обнял детей. А когда он взял их на руки, то запястьем нечаянно коснулся груди Эми. По ее телу пробежала дрожь, и, кажется, мужчина это заметил. Эмили в отчаянии оглянулась и увидела, что Фросты смотрят на нее с нескрываемым интересом. Я не покраснею, не покраснею, твердила она про себя.
— Пойду посмотрю, что с обедом, — едва заметно задыхаясь, объявила хозяйка. — Я сейчас вернусь.
Айзек расставлял маленький складной манеж, а Рой посадил малышей на колени, и они сосредоточенно рассматривали новую обстановку.
Барби прошла на кухню вслед за сестрой.
— Мама придет? Ой, как вкусно пахнет!
Радуясь возможности поговорить о чем-нибудь, кроме Роя, Эмили улыбнулась:
— Она придет с мужчиной. — И передала суть телефонного разговора.
Не успела она закончить, как на кухне появилась Трейси, и пришлось начинать историю сначала.
Трейси была такой же миниатюрной, как Эмили, но элегантной, как мать. Она преподавала в городской музыкальной школе.
— Я в отпуске на целых три недели, — радостно заявила Трейси. — Всю следующую неделю займусь собой, хоть подышу свежим воздухом. Эми, ты что-то слишком бледная. Недополучила солнца?
Трейси была помешана на здоровом образе жизни и к тому же всегда называла вещи своими именами.
— Спасибо, — сухо отозвалась Эми. — Если ты заметила, последние четыре дня идет дождь. Последи за кастрюлей, а я попрошу Айзека побыть барменом.
Барби поставила цветы в самую большую вазу.
— Куда ее?
В дверях кухни стоял Рой. Уже без малышей.
— Я поставлю ее на середину стола, — заявил он.
Как раз посередине нарядной скатерти возвышался красивый подсвечник с тремя свечами, удивительно сочетавшийся со столовым сервизом. Роберт сдвинул его в сторону и водрузил свой полевой букет. В точности такой мужчина, каких она терпеть не может, — принимает решения, даже не посовещавшись с хозяйкой дома. Вернувшись на кухню, Эмили ледяным тоном заявила:
— В букете не хватает только сельдерея.
— В следующий раз.
— В следующий раз? Мне показалось, вам не нравится жизнь в столице. Неужели вы собираетесь надолго оставаться здесь?
— Я и не собирался… Но передумал, — медленно проговорил Роберт. — У моего друга есть дом в Рестоне. Я поживу там немного, пока он в отъезде. Нам с вами еще надо поужинать. Вы не забыли?
— Вы слишком уверены в себе, мистер Рой.
— Мне это помогает в жизни.
— Но не сегодня, — мягко поправила Эмили.
— Вы полагаете, мне следует сменить тактику? — обрадовался Рой.
— Я полагаю, вам следует отказаться от вашей затеи.
— Я так не считаю. Вы бросаете мне вызов.
Ее ноздри затрепетали.
— Это преувеличение.
Рой подошел ближе и тихо произнес:
— Вам ведь приятны мои прикосновения?
Стиснув зубы, Эми вся напряглась, и ее щеки лишь немного порозовели.
— Вы меня удивляете, мистер Рой. Неужели такой опытный мужчина может ошибаться в оценке ситуации? Я не собираюсь, как другие, падать в ваши объятия.
Роберт, казалось, был чрезвычайно доволен собой.
— Дорогая… женщины никогда не бросались в мои объятия. Дает ли это повод считать меня неудачником? Хотя… Спасибо, Айзек. Я выпью пива.
Слышал ли свояк, о чем они говорили? Эмили опустила голову.
— Извините, я на минутку отойду… О! Звонок. Это, наверное, мама.
Сильвия Кимбелл выглядела привлекательно в длинном платье. Ее седые волосы были уложены аккуратным пучком. Обычно ее сопровождали красивые мужчины спортивного вида. Эдвард Боулт, напротив, оказался худеньким, лысым и совершенно невзрачным. Но на его лице светились удивительной доброты карие глаза. Эмили он сразу понравился. Она представила гостей друг другу и выбрала себе место за столом так, чтобы огромный букет закрывал от нее Роя.
Два с половиной часа спустя Эми включила кофеварку. Обед удался на славу. Мужчины блистали остроумием, развлекая всю компанию, Трейси на правах самой младшей возилась с малышами. Что касается Эмили, то она старалась избегать общения лишь с Робертом.
Она сунулась в холодильник за льдом и вдруг обнаружила, что пакет пуст. Эмили глянула в гостиную. Мужчины потягивали напитки, а мать и Трейси кормили из соски малышей.
— Мне надо сбегать за льдом, — извиняющимся тоном заговорила хозяйка. — Я вернусь через минуту.
Рой сразу же вскочил на ноги.
— Я пойду с вами. После такого отличного обеда мне необходимо прогуляться.
Эми не нашлась что ответить. Она молча оделась и вышла на лестничную клетку. В своем длинном пальто с поясом Роберт походил на мафиози.
— Давайте пойдем пешком, — предложил он. — Мне не следовало просить добавки торта.
— Но в нем был лишь сахар, масло и белки, — удивленно отозвалась Эмили. — Да еще орехи.
— И почему кофеин и холестерин такие вкусные?
— Это наш любимый семейный десерт. Давно мы не собирались все вместе…
Но Рой не поддержал разговор. Когда они вышли на улицу, он раскрыл зонтик и взял Эми под руку, притянув поближе к себе.
— Ну, наконец-то мы одни, — удовлетворенно заметил он.
Его красивое лицо находилось лишь в нескольких дюймах от ее, а взгляд был весьма красноречив.
— Город большой, — резко бросила Эмили. — Вряд ли это можно назвать уединением.
— Не обижайтесь по пустякам, Эмили. Под этим зонтиком только два человека. Так что давайте смотреть правде в глаза.
— Ну, хорошо. Пусть мы одни. И что же дальше?
— Почему моя работа вызвала у вас слезы?
— Рой, меня ждут гости. Пойдемте быстрее.
— Вы интересная женщина, прекрасный специалист, вы замечательно готовите торт — и при этом до смерти боитесь собственных эмоций. Занятно.
Кроме аперитива перед обедом, Эми выпила пару бокалов «Божоле». Она резко высвободила руку, проклиная дождь и зонтик, который так сблизил ее с нежданным гостем.
— Вы хотите правду? Хорошо, вы ее получите. Вы напрасно тратите время, Роберт. Мне двадцать пять, а не пятнадцать. И если я боюсь эмоций, значит, у меня есть на то основания. Я слишком стара, чтобы плакаться в жилетку первому встречному.
