у самой в горле пересохло так, словно я неделю мыкалась по Сахаре в поиска спасительного оазиса. А нашла опасный омут с чертями, пляшущими в глазах этого странного парня.
— Нужно это выпить.
— А это…
— Не отравлено, — он почти закатывает глаза, когда понимает причину моих сомнений. — Я еле тебя откачал. Какой резон мне тебя травить?
Откачал? Так, выходит я была в отключке все это время?
— Детка, признайся честно, ты что-то употребляешь? — взгляд моего спасителя пробирает до глубины души — слишком серьезный и пытливый — так не вяжется с той легкостью, которую он пытается наградить свою фразу.
— Нет, никогда в жизни! — выпаливаю как на духу, понимая, о чем он спрашивает.
Ну вот, теперь негодяй принял меня за наркоманку. Но, наверное, и его можно понять — незнакомая девушка пошла в душ и свалилась там непонятно от чего.
— Тогда я не могу понять причину твоего обморока, — хмурится он, мысленно перебирая варианты.
В этом мы с ним похожи. Я не понимаю, почему мне вдруг стало плохо. Ни с того ни с сего упала в душе, ладно хоть успела завернуться в полотенце.
Краснею от того, как этот наглец совершенно бесцеремонным образом разглядывает мои голые коленки.
Я все еще чувствую себя беззащитной, вот если бы была одетой. О, да, это, конечно, многое меняет!
— А… — не успеваю и рта раскрыть, как раздается настойчивый звонок, и следом громкий стук, грозящийся выбить дверь к чертовой матери.
Никита (Бес)
Я как раз собираюсь сменить одежду, когда в гостевой комнате раздается громкий грохот.
Так как я живу один, сомнений в том, что это дело рук нимфы, у меня не возникает.
— Черт, так и знал, что с тобой будут неприятности, — думаю я и, как есть, без футболки, в одних штанах, бегу проверять, что случилось. Не нужно было оставлять дикарку одну.
Дергаю за дверную ручку, но та, конечно же, не открывается. Заперто изнутри.
Сразу ясно, что «Сим-салабим, ахалай-махалай» не поможет. Хвала небесам, пригождается моя физическая подготовка и опыт, полученный в скаутском лагере — кухонным ножом вскрываю замок и, вуаля, оказываюсь в комнате своей случайной гостьи.
Да, отец у меня человек старой закалки, поэтому каждое чертово лето с десяти лет я проводил там, где из богатеньких сыночков выбивали всю дурь. Скаутский лагерь, чьим негласным девизом было «Забудь, кто ты есть, и прими упор лежа».
— Твою ж налево! — Рычу я, когда понимаю, что дверь ванной комнаты тоже заперта. Хотя, чему я удивляюсь? — Эй, нимфа, ты там как, жива? — кричу как можно громче, чтобы она меня услышала.
Ответом мне служит тишина.
Тогда барабаню в дверь что есть силы.
— Детка, давай без фокусов, ладно?
Опять молчит. Ну и что прикажете делать с ней?
Нож в данном случае не помогает, потому что эта клуша заперла дверь еще и на щеколду. Неужели я её так сильно напугал?
Остается только старое доброе выбивание двери, которая со второй моей попытки распахивается с громким стуком об стену, и то, что я вижу приводит меня сначала в шок, потом в ужас.
Хорроры отдыхают.
Прямо на полу ванной комнаты полусидит-полулежит нимфа. Ее тело в неестественном положении, от чего она становится похожей на сломанную куклу. По наклону головы понимаю, что девчонка без сознания, и это приводит меня в чувство — подлетаю к гостье и приземляюсь на колени.
— Эй, нимфа? — беру её лицо в свои ладони, пытаясь привести в чувство.
Мне кажется, или она даже не дышит? Черт, если так, то дело плохо!
Просовываю руки, одну под ее спиной, другую под коленями, и, поднявшись, несу Лолу, легкую, как пушинка, в сторону гостиной.
Там прохладно, работает кондиционер и окон побольше, можно открыть створки, впустить побольше свежего воздуха. А он нам сейчас жизненно необходим.
Впервые в своей жизни благодарю отца и чертов скаутский лагерь за те знания, которые помогают мне привести в чувство нимфу. Это происходит спустя десять минут, но мне они показались вечностью.
А потом начинается…
— Не трогай меня! Псих!
Может зря я её откачал? Лежала бы себе и молчала, а не ссыпала угрозами и проклятиями.
— Тише ты, — тянусь за стаканом с водой, чтобы дать ей выпить, но и эта инициатива в её глазах приобретает совершенно другой оттенок.
— Я не буду это пить.
Мысленно считаю про себя до десяти. Как маленький ребенок, ей богу.
— Какой смысл мне травить тебя? Еле откачал.
И ведь это сущая правда. Мне кажется, я не дышал все то время, пока она была без сознания. Согласитесь, приятного в такой ситуации мало.
Интересно, что с ней случилось?
Одно из моих предположений заставляет меня неприятно поёжиться.
— Детка, признайся честно, ты что-то употребляешь? — взглядом сканирую каждый сантиметр её лица, осматриваю руки. Вроде бы чистая, но ведь там много способов приема, не факт, что это будет заметно при первом же осмотре.
— С ума сошел?! Нет, конечно! Никогда в жизни!
Щеки нифмы пылают, глаза блестят, а подбородок снова дрожит от негодования и обиды. Смешная, реагирует на каждое мое слово, пропускает через себя, видимо. Я вот уже давно оброс такой бронёй, что меня мало заботит чужое мнение.
— Тогда я не могу понять причину твоего обморока, — пока думаю, взгляд цепляется за её голые коленки.
Чёрт, ноги у неё зачётные, что надо. И кожа молочного оттенка так явно контрастирует рядом с моей загорелой. Стресс немного отступает, от чего мысли непроизвольно переключаются на «запретную тему».
Лола перехватывает мой бесцеремонный взгляд и тут же подтягивает к себе ноги, обхватывает их руками. Кажется, она пытается слиться со спинкой дивана, боится, что я вновь начну лезть к ней со своими непристойными предложениями.
А я бы может и полез, если бы не эта отстойная ситуация с внезапной отключкой в душе. Увы, на благородного рыцаря я никогда не тянул и не собираюсь. Моя сторона скорее тёмная, нежели светлая, и я сознательно её выбрал уже давно.
— А где… — вдруг подает голос нимфа, но не успевает договорить, когда в дверь раздается очень громкий и настойчивый стук.
Такой, точно ее хотят вынести. Нет, это, конечно, не так-то просто сделать, да и я лично не из пугливых, но факт остается фактом: нелегкая принесла какого-то неадеквата.
Кому понадобилось вламываться ко мне в час ночи?
Ответ получаю почти сразу, едва подхожу к двери:
— Никита, что тебя, открывай! Я знаю, что ты не один!
Чёрт, хуже просто не
