Мужчине показалось, что блондинка за рулем отыскивает номер дома, по-видимому, не знает этих мест. Он был рад данному обстоятельству, это как-то связывало их. Вдруг «крайслер» свернул с дороги. Фрэнки увидел, как открылись огромные ворота из кованого чугуна и охранник в сопровождении двух злых овчарок пропустил «кабриолет».
Фрэнки остановил такси и расплатился с водителем. Над воротами, в которых исчезла прекрасная незнакомка, красовалось название дома, написанное элегантно изогнутыми буквами из того же кованого чугуна:
МОНТЕСКУДО МЕНСИОН.
И тут Фрэнки кое-что понял. Он усмехнулся про себя, перекинул дорожную сумку через плечо и пошел к воротам.
«В конце концов, мой уик-энд будет не так уж плох», — подумал он.
Гледис не заметила, что ее преследует такси. Она ни разу не посмотрела в зеркало заднего обзора, потому что ничего подобного не ожидала. Женщина была твердо уверена, что ее маневр удался и она навсегда избавилась от своего белокурого поклонника.
Гледис старалась не думать о нем, в чем ей очень помогал Монтескудо Менсион. Уже когда она ехала по длинной, слегка идущей в гору въездной аллее, она поняла, что Рональд Реюс выбрал на сей раз настоящую жемчужину культуры жизнеустройства.
Сначала дорога, покрытая гравием, вела через холмистые, покрытые травой лужайки, которые бы делали честь любой площадке для гольфа. «Орошение таких газонов здесь, в пустыне, должно стоить целое состояние», — подумала Гледис.
Когда она уже смогла видеть большой белый оштукатуренный дом, лужайки сменились садами. Сначала женщина ехала через сад кактусов, в котором, казалось, были собраны почти все виды и формы этих растений. Затем дорога делала большой, плавный поворот в царство роз. Здесь были самые прекрасные кусты роз и живые изгороди из этих цветов, какие только можно себе представить. На возвышении перед входом в Монтескудо Менсион с большим, весело журчащим фонтаном также росли розы.
Дом был двухэтажный, добротный, построенный в духе старых испанских традиций: со сводчатыми арками, балконами, крытыми переходами и галереями.
Перед входом росли пальмы, которые были старше дома. Гледис могла себе представить, сколько трудов и денег стоило пересадить сюда эти королевские пальмы высотою в добрых семнадцать футов.
— Ну, каково впечатление? — спросил Чарльз Карленд, ведущий фотограф «Таун и кантри», который с распростертыми объятиями вышел к ней из дома.
Гледис вышла из машины.
— Это совсем недурно! Не так ли, — засмеялась она. Сначала они пожали друг другу руки, потом Чарльз обнял и нежно прижал к себе свою коллегу. Пара поцелуев в щеку закончила церемонию сердечной встречи.
Чарльз и Гледис знали друг друга уже много лет. Они охотно вместе работали и вообще дружили. Чарльзу было далеко за пятьдесят, но никто не давал ему его лет. Он был высокого роста, загорелый и подвижный. Густых черных волос и темных бровей еще не касалась седина.
— Это потрясающий дом, — произнес восхищенно Чарльз и сделал знак двум слугам азиатского вида в белых ливреях, чтобы те позаботились о машине и багаже Гледис.
— Мы уже установили свет в салоне. Там, за коктейлями, ты поздороваешься со своим гостем. Слушай, ты просто остолбенеешь, когда увидишь салон.
— Ну и прекрасно, — ответила Гледис без особого восторга.
Карленд бросил на нее испытующий взгляд и ухмыльнулся. Это ему очень шло и делало его еще более моложавым.
— Тебя что, не устраивает задание? — спросил он.
— Да, не очень, — призналась Гледис и посмотрела на потолок.
Архитектура холла была асимметрична. Слева от входа — с тонированными огромными окнами стена, скошенная наверху. Слева находилась винтообразная лестница с перилами из искусно выполненного чугунного литья. Стена и лестница смыкались на высоте добрых сорока футов. На первом этаже вокруг полукруглого холла тянулась галерея, а рядом с лестницей находился лифт со стеклянной кабиной.
— Дом — действительно сила, — заявил Чарльз, садясь с Гледис в лифт. — И твой гость не доставит тебе много беспокойства. Говорят, он очаровательный и потрясающе выглядит.
— И у него мозги мыши, — довершила Гледис портрет Фрэнки О'Берри, знаменитого баскетболиста, у которого ей придется брать интервью.
— Я так не думаю, — возразил Карленд. — У всех баскетболистов есть кое-что в башке. Для этой игры нужно иметь голову на плечах.
Они вышли из лифта и направились вдоль галереи. Чарльз остановился у двери из светлого дерева, украшенной красивой резьбой.
— Твоя комната, — сказал он и открыл дверь. — Лучше будет, если ты сейчас же переоденешься. Мы начнем снимать, как только заявится О'Берри.
— Переоденусь? — спросила Гледис. — А не могу я остаться в своем костюме?
— Прием с коктейлями, — напомнил ей Чарльз и многозначительно поднял свои густые брови.
— О'кей, о'кей, — кивнула Гледис. — Тебе можно позавидовать. Я никогда не видела тебя одетым по-другому, кроме как в джинсах и твоей жилетке с тысячью карманов.
Чарльз Карленд действительно почти всегда носил эту рабочую одежду. Джинсы, удобные мягкие башмаки с высокими голенищами и эластичными резиновыми подметками, рубашка с открытым воротом и парусиновый жилет с бесчисленными карманами.
— Когда мне будут вручать Пулитцеровскую премию, я надену смокинг, — пообещал Чарльз и, весело помахав Гледис, направился к лифту.
Гледис улыбнулась про себя: «Ни я, ни Чарльз никогда не получим за нашу работу эту премию».
Но она также знала, что Чарльз и не гонится за славой. Работа в «Таун и кантри» доставляла им обоим удовольствие, и, наконец, следовало принимать во внимание и то, сколько им платили за их репортажи.
Гледис огляделась. Ее комната с примыкающей роскошной ванной комнатой и стеклянным эркером, из которого можно было видеть огромный плавательный бассейн, была достойна внимания. «Я все осмотрю потом», — решила она. Сейчас же нужно было быстро привести себя в порядок, чтобы фотографам не пришлось ее ждать, когда прибудет спортсмен.
Не прошло и получаса со времени приезда, как она уже спускалась по лестнице в холл в коротком платье для коктейля цвета меди. На ней были лодочки на высоких каблуках, тоже медного цвета. Она заколола волосы в высокую прическу с локонами, сделала макияж, чтобы ее глаза и губы хорошо смотрелись на фотографиях.
Платье Гледис из переливающейся материи с металлическими нитями облегало ее фигуру, как вторая кожа. То, что у платья был маленький вырез, никого не разочаровывало, потому что оно подчеркивало все линии ее тела.
