— Это последняя песня, — сказала она громко, глядя прямо ему в глаза. Он кивнул, и вдруг у нее перехватило дыхание и она испугалась, что не сможет петь.
— Готова? — спросила Сэм, поднеся смычок к струнам.
— Готова, — ответила Мариса. Она отбила такт носком сапога: раз, два, три, четыре…
И сестры запели.
В море шторм поднялся,
И волны были как горы.
А моя лодка
Так далеко от берега,
Что и земли не видно.
Я плыла к тебе,
В моей гонимой штормом лодке,
Позабыв совсем,
Что только любовь
Может спасти девушку
И не дать ей утонуть в одиночестве.
Ты мой спасательный круг,
Ты моя путеводная звезда,
Ты моя тихая гавань, где можно
укрыться в шторм,
Ты мой свет в ночи…
Сестры пели в унисон. Все зрители слушали молча. Может быть, они догадались, что слышат личную песню о любви, а может быть, и нет. Мариса играла на скрипке, неотрывно глядя только на одно лицо в толпе зрителей. Его волосы были рыжими, его глаза — такими голубыми!
Когда песня кончилась, тишина, казалось, оглушала — и вдруг толпа взорвалась громоподобными аплодисментами. Зрители повскакали на ноги и аплодировали стоя. Мариса и Сэм, взявшись за руки, отвесили низкий поклон.
Теперь члены жюри будут совещаться, чтобы выбрать победителя, но Мариса уже почти не думала об этом. Этот вечер уже принес ей все, о чем она мечтала. Не отпуская руки сестры, она спустилась со сцены и оказалась в объятиях Патрика и Джесс.
— Мамочка, это было замечательно! — воскликнула девочка. — А тетя Сэм! Вы точно станете победителями.
— Не знаю, — услышала Мариса слова Сэм. — Мы появились на фестивале только в последний день. Мы темные лошадки.
— Патрик, — прошептала Мариса, обнимая его и глядя прямо в его голубые глаза.
— Ты потрясающе выступила, — произнес он.
— Спасибо. Я очень рада, что тебе понравилось.
— Эта песня — самое прекрасное, что я слышал в жизни…
Мариса смотрела на него не отрываясь. Ей хотелось сказать, что именно благодаря ему эта песня появилась на свет.
Но сейчас у них было кое-что поважнее. Когда Мариса пела эту песню, глядя с холма на магазинчик Лили, зная, что только верность и дружба спасали ее и Джессику в эти последние месяцы, все эти чувства росли ее в душе, как приливная волна.
— Патрик, — сказала она, — нам пора ехать.
— Что ты имеешь в виду?
— В Коннектикут.
— Чтобы помочь Лили и Роуз, — добавила Джессика. — В твоей машине хватит места для нас всех? Для меня, мамы и тети Сэм?
— Конечно, — ответил он, блестя глазами.
— Мы возьмем мою машину. Давайте поедем прямо сейчас, сию минуту, чтобы успеть вовремя, — предложила Мариса.
Патрик поцеловал ее, будто заслоняя от рева толпы и давая понять, что они уже в пути.
В понедельник рано утром Лайам, Лили и Роуз вышли постоять на скалах перед домом. Роуз встала перед ними, затем присела на корточки на краю бухты. Несколько минут никто не говорил ни слова, они вглядывались в голубую поверхность, искрящуюся желтым цветом лучей утреннего солнца, ища Нэнни.
— Сегодня ее опять здесь нет, — печально сообщила Роуз.
— Может, мы ее просто не видим, — сказал Лайам.
— Но если бы она была в бухте, — возразила Роуз, — то поднималась бы на поверхность подышать.
— Она может всплыть в ту самую минуту, когда ты отвернешься.
Роуз повернула голову и внимательно посмотрела на него через плечо. Затем, будто боясь, что за эти секунды она пропустит Нэнни, резко повернула голову к морю.
— Я ее пропустила? — спросила она.
— Нет, — ответил Лайам.
— Но ее же здесь нет, так ведь? — проговорила Лили обеспокоенным голосом. — Если бы она здесь была, то ее было бы видно на экране твоего компьютера, да?
— А может, ее передатчик потерялся, — сказал Лайам, повернувшись и посмотрев Лили в глаза. — Мог кончиться заряд батарейки. Я давно хотел ее поменять, но у меня нет здесь нужного оборудования. Все осталось в Кейп-Хок.
— Так что же, она может быть прямо здесь, в бухте? — воскликнула Лили. — А мы почему-то не видим ее уже последние пять…
— Шесть, — поправила ее Роуз.
— Шесть дней? — переспросила Лили.
— Возможно, — ответил Лайам, опять оглядывая поверхность воды.
Он знал, что возможны и другие объяснения. Нэнни старела. Ее иммунная система могла дать сбой из-за того, что она заплыла так далеко от родных арктических вод. Она могла подвергнуться нападению каких-нибудь паразитов. Ее обычного источника пищи — мойвы — здесь не было. Движение судов в проливе Лонг-Айленд — очень интенсивное, особенно в прибрежной зоне. Ее мог поранить винт какого-нибудь катера. Ее путешествие на юг из Новой Шотландии, которое она, казалось, проделала, чтобы сопровождать Роуз, было совершенно необычным.
Лайам молил Бога, чтобы Патрик оказался не прав. Ему претила мысль о том, что этот гордый белый кит окажется в плену. Он надеялся, что Патрик ошибся и что братья Лафарг не имеют никакого отношения к исчезновению Нэнни. Лайам предупредил Джона Стэнли и Питера Уэйленда, офицера Службы зашиты дикой природы, и сейчас был уверен в том, что береговая охрана и все океанографические суда в их районе начнут искать «Map IV».
Несмотря на подозрения Патрика, Лайам продолжал выглядывать кита в водах бухты. Точно так же, как его предки, стоя в «вороньем гнезде» на мачте китобойного судна, выглядывали фонтаны пара, выбрасываемые китами, чтобы убивать их ради прибыли, Лайам стоял на скалах, выглядывая Нэнни, чтобы он сам и его любимые Лили и Роуз могли по-прежнему верить в преданность и дружбу. Именно в этот момент он понял, что так оно и было.
Он знал, что «Призрачные холмы» — какими бы удивительными и невероятными они ни казались — являлись научным объяснением того, почему Нэнни приплыла на юг из Кейп-Хок. Лайам знал, что сказали бы его коллеги-океанографы, но глубоко в душе он думал совершенно по-другому. Нэнни приплыла в Коннектикут из-за любви. Киты — млекопитающие, а жизнь полна тайн. И не все можно объяснить с логической или научной точки зрения. В поведении Нэнни этим летом не было ничего логичного.
Но, глядя на Лили и Роуз, Лайам осознавал, что и в его собственном поведении не было никакой логики. Большую часть жизни он провел в крепости, которую воздвиг сам. В каменном доме на холме, окруженном арктическим лесом, в компании книг и научных журналов вместо любимых людей. Акула, убившая его брата Коннора, лишила его руки. И с тех пор он все время проводил в попытках понять умом, какой смысл был в этой потере.
