Да, он привел ее в замешательство еще раз, и она поняла, что если хочет узнать что-либо о Грэме Фриндли, об их отношениях, то для этого есть только одно-единственное средство – самой все вспомнить. А что, если память так и не восстановится?
Этот страх стал почти постоянно преследовать ее, но когда она поделилась своими опасениями с доктором Филдсом, он ответил лишь отрицательным покачиванием головы.
– Физически вы находитесь на пути к полному выздоровлению. И нет никаких оснований беспокоиться о том, что память не вернется.
– А если так случится? – настаивала она.
– Все дело во времени, милочка. Придет день, когда вы все вспомните. Жизнь обязательно войдет для вас в нормальную колею.
– Но я не собираюсь возвращаться к моей прежней жизни! – воскликнула она горячо. – Во всяком случае сейчас я этого не хочу.
– Это тоже хорошо, – сказал он со своей спокойной улыбкой, приводившей Эрни в ярость. – Я надеюсь, что вы очень хорошо сможете отдохнуть во Франции, и хочу, чтобы вы с оптимизмом смотрели в будущее. – Когда Эрни скорчилась, как от удара, сжав на коленях ладони, он мягко продолжил: – Вы живете одна, моя дорогая, а вам на какое-то время нужен постоянный уход…
– Доктор, вы как автомат говорите мне, что состояние мое улучшается, а я!.. – нетерпеливо прервала она Филдса.
– Не так-то просто вернуться к полнокровной жизни, – пробормотал он недовольно. Когда же она открыла рот, чтобы вновь выразить протест, он поднял руку, жестом призывая ее замолчать.
– Нет смысла расстраивать себя, дорогая. У вас опять может возобновиться головная боль, и самочувствие ухудшится. Не лучше ли прислушаться к моим словам? Очень важно не форсировать события. Вы должны проявить максимум терпения.
После этого разговора Эрни почувствовала себя еще более разбитой. К каким средствам нужно было бы прибегнуть, чтобы убедить доктора Филдса в том, как для нее важно вернуть память? Особенно после того, что сказал ей Грэм о ней самой, о прошлом.
Самочувствие ее не становилось лучше даже после физиотерапевтических процедур. Более того, ей казалось, что со здоровьем дело осложняется. Внимательное участие сиделки, которая старалась успокоить ее нервы, не помогало. Однажды, когда она вернулась на кресле-каталке в свою палату, ей показалось, что голова у нее буквально разламывается, а нервы натянулись, как струны на скрипке.
Грэм в тот раз уже занял свою привычную позицию у окна. Однако сейчас его пребывание в палате не принесло никакой радости, наоборот, усилило ее депрессию. Так, во всяком случае, ей казалось.
В ответ на ее холодное «привет» он выразил недоумение. Она заметила, как они с сиделкой обменялись понимающими взглядами, а это еще больше вывело ее из себя.
Как он дьявольски холоден и самоуверен, с негодованием подумала она. При свете, льющемся из окна, он выглядел очень элегантным – отлично сшитый костюм, аккуратная прическа. В чем же все-таки состояла его привлекательность? Что так притягивало ее к нему? Ну, хорошо. Он ее бывший муж. И что? Стоило ли ей сближаться с ним опять, быть может, совершая новую ошибку?
На кресле-каталке она проехала к стоявшему неподалеку креслу. Однако сегодня Грэм дал знак сиделке, что сам поможет Эрни сделать несколько шагов и усадит ее в кресло. Она очутилась очень близко от его груди, ощутила запах его одеколона и, что еще более волнующе, свежий запах его тела. Она оступилась и чуть не упала на пол, но его сильная рука немедленно поддержала ее. Когда она опустилась в кресло, ей пришлось несколько раз глубоко вздохнуть, чтобы прийти в себя. Только через несколько минут сердце стало биться ровнее.
– Спасибо. Я… Еще чуть-чуть, и я бы упала.
Ей пришлось сделать усилие над собой, чтобы выговорить эти несколько слов. Грэм же опять занял свое место у окна и засунул руки в карманы. Он наблюдал за ней, заметил ее нервозность. Он смотрел с непонятным выражением, отражавшимся в его глазах.
– Это признак выздоровления, – неожиданно констатировал он.
Она качнулась вперед, изумленно уставившись на него.
– Что-то?
– Я говорю о твоей раздражительности.
У него приподнялась левая бровь. Эрни посмотрела на свои пальцы, которые вцепились в ручки кресла и побелели от напряжения.
– Что-то происходит с твоей головой, – буркнул он. – Почему все-таки ты не сказала мне о беседе с доктором?
Она вздохнула и поправила полы халатика.
– Ты же была утром у доктора Филдса? Была?
Она бросила на него острый взгляд.
– Ты ведешь наблюдение за мной, – заметила она. Он молча наклонил голову, пропустив мимо ушей ее колкость. Она не раз видела, что сиделки с удовольствием болтают с ним и все сведения о ней он, конечно, получает от них. Даже старшая сестра в этом участвует. А он одаривал каждую больничную сиделку своими обворожительными улыбками, очаровывал своей любезностью. Даже доктор Филдс, казалось, видел в нем этакого рыцаря в сияющих доспехах. Грэм никогда не применял своих чар только по отношению к ней. Всегда сух и сдержан, подумала Эрни с болезненной завистью к медицинскому персоналу.
– Так как же?
Он определенно не собирался изменять своим привычкам. Откинувшись на спинку кресла, она тяжело и обреченно вздохнула. Рассказывая ему о своей беседе с доктором Филдсом, Эрни нервно теребила пряди волос, рассыпавшихся по плечам и груди.
– Он сказал, что время – самый лучший лекарь и я должна набраться терпения. Почему он не хочет меня понять? Ведь до сих пор я ничего не могу вспомнить. Мне кажется, здесь никто не собирается помочь мне!
– Но он же прав. Тебе не следует гнать лошадей, Эрни. Как только ты обретешь возможность свободно передвигаться, твоя память придет в норму.
Она с силой сжала подлокотники.
– Пожалуйста, избавь меня от лекций! Этого я здесь наслушалась достаточно. Неужели и ты не понимаешь? – Она впилась в него взглядом. Ее зеленые глаза на бледном лице сверкали. – Если ты сам не сможешь помочь мне с памятью, то, черт возьми, я уверена, что никто в больнице не сможет этого сделать!
Губы его превратились в ниточку, лицо стало непроницаемым.
– А твои друзья из Корнуолла? Не пытались ли они помочь тебе с памятью.
Она нетерпеливо задвигалась в кресле, закрыла глаза и принялась кончиками пальцев массировать виски.
– Да, они рассказывали о Нормане, – ответила она. – Но это все не то. – Не то, что можешь сделать ты, добавила она про себя.
– Они знали его?
– Саймон и Эмми занимаются керамикой на своей фабрике в Трезиле. Саймон знал Нормана с тех времен, когда учился в Лондоне.
– Понятно, – сказал он, снова повернувшись к окну. Она слышала, как порывы ветра раскачивают заросли кустарника. – Расскажи чуть подробнее о Кроссе, что-нибудь о его родственниках, которые могли бы дать более законченный его портрет.
