Мое сердце сжалось от паники.
— Ривер! Мы же договорились, никаких подарков! — Я покачала головой, пробегая пальцами по бумаге на коробке. — У меня для тебя ничего нет.
— Не могла бы ты просто открыть его, женщина?
Я покачала головой, ущипнув его за бок, прежде чем потянула за первый шнурок, а затем за другой, освобождая коробку. Осторожно развернув газету, открыла коробку — ту, в которой был обогреватель, который его отец купил для нас, когда наш радиатор сломался.
Внутри коробки было красивое одеяло.
Это было похоже на одеяло, с заплатами, покрывающими каждый дюйм, хотя на самом деле они не были сшиты. Это был такой узор, но он создавал впечатление, что каждый маленький квадратик был соединен и сшит вместе. Одеяло было всех мыслимых оттенков зеленого и красного, с маленькими сценками, разыгрывающимися на каждом квадрате — Санта на санях, подарки вокруг дерева, младенец Иисус в яслях, снеговик с морковным носом. Снова и снова, каждый квадрат рассказывал историю, пока я вынимала одеяло из коробки и разворачивала его.
Одеяло было массивным — самым большим, какое я когда-либо видела. И тяжелым, подбитым флисом. Я восхищалась картинками и цветами, когда вытаскивала его, пока все это не легло кучей на мои колени, Ривера и пустую коробку между нами.
— Оно прекрасно, — сказала я с улыбкой, прижимая его к груди. — И такое теплое.
Ривер улыбнулся, отставляя коробку в сторону и заворачивая нас обоих в новое одеяло. Его тепло было мгновенным, и казалось, что одеяло удерживает тепло наших тел, как в сауне. Я уютно устроилась, подвернув края под ноги и зад, прежде чем наклониться в объятия Ривер.
— Я знаю, что это немного, — сказал он, качая головой. — И, может быть, мне не следовало тратить деньги на это одеяло. Уверен, что мы могли бы использовать их для чего-то другого. Нам нужно молоко и хлеб. У нас почти закончился кофе. Черт возьми, самое главное, нам нужен еще один обогреватель, пока мы ждем, пока старик Лонни починит наше отопление. — Он отстранился, приподнимая мой подбородок, пока наши глаза не встретились. — Но я хотел, чтобы у тебя было это одеяло. Хотел, чтобы у тебя был подарок, который можно было бы открыть на Рождество, потому что ты этого заслуживаешь. — Он сглотнул. — Ты заслуживаешь гораздо большего.
Я покачала головой, но прежде чем успела заговорить, Ривер продолжил.
— Я знаю, что это не то, что мы оба представляли, когда думали о нашем первом совместном Рождестве. Видит Бог, я хотел бы дать тебе все, о чем ты когда-либо мечтала, Элиза. Хотел бы подарить тебе дом, двор, большую елку и кухню твоей мечты. Но прими это одеяло как обещание. Это мое обещание, что я буду упорно трудиться всю свою жизнь, чтобы дать нам все это. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы подарить тебе дом, осыпать тебя подарками, воплотить все твои мечты в реальность. — Он наклонился, чтобы поцеловать меня в губы, долго и медленно. — И я никогда не перестану бороться за нас.
Слезы снова навернулись мне на глаза, но на этот раз от совершенно других эмоций. Я обвила руками его шею и притянула его губы к своим, целуя снова и снова, снова и снова.
— Ты глупыш, — сказала я сквозь смесь смеха и слез. — Ты — единственный подарок, который я когда-либо хотела или в котором нуждалась. Ты — мой лучший подарок. — Я покачала головой. — Мне жаль, что я немного позабыла об этом.
— Однажды у тебя будет все это, — пообещал он мне.
И когда я похлопала по месту рядом с нами на диване, и Лось вскочил, чтобы сесть с другой стороны от меня, и завернулась в это одеяло, крепче прижимаясь к Риверу, и чувствуя, как его губы прижимаются к моим волосам, я знала правду.
— У меня уже это есть.
Глава 7
Любимая шутка Бога
Лось, облизывающий мое лицо, вернул меня в настоящее, и, как будто он разделил со мной это воспоминание, пес уткнулся носом в одеяло, издавая маленькие игривые фырканья.
Я засмеялась, похлопывая его по животу и разглядывая маленькие сцены на каждом квадрате, точно так же, как это было много лет назад.
— Не могу поверить, что ты его сохранил, — сказала я, взглянув на Ривера. Его глаза тоже были прикованы к одеялу, хотя он так же свирепо нахмурил брови, как и раньше.
Он ничего не сказал.
— Я до сих пор помню, как ты его мне подарил, — сказала я с улыбкой, проводя руками по ткани. — Боже, не думаю, что пережила бы то холодное Рождество без него, — усмехнулась я. — И после этого мы использовали его каждый год. Помнишь? — Я покачала головой. — Раньше мне нравилось вытаскивать его каждый год, класть на диван, чтобы мы могли под ним обниматься. — Мое сердце сжалось. — Думаю, что это мой самый любимый подарок, который я когда-либо получала.
Когда мои глаза встретились с глазами Ривера, он смотрел на меня остекленевшим взглядом. Его адамово яблоко тяжело дернулось в горле.
Затем мужчина резко встал.
— Я иду спать.
Я моргнула, открыв рот, и тоже вскочила на ноги.
— Подожди, — начала я, но когда он повернулся и посмотрел на меня, обнаружила, что не знаю, что еще сказать. Не могла утверждать, что было рано, так как было уже далеко за десять, и если я что-то и знала о Ривере, так это то, что он рано вставал. И я не могла попросить его остаться и помочь мне украшать елку, зная, что это было последнее, что он хотел сделать.
Но я хотела, чтобы он остался.
Просто не могла понять, почему.
— Ты можешь занять кровать, — сказал он, когда я промолчала. — Я лягу на диване.
— Ты не обязан этого делать.
— Я не позволю тебе спать на диване, Элиза.
Я сглотнула, кивая.
— Ладно. Спасибо. — Затем закусила губу, оглядываясь на открытые коробки, Рождественское одеяло наполовину вывалилось из большей. — Я не помешаю тебе, если задержусь еще немного? — спросила я, снова повернувшись лицом к Риверу. — Я действительно хотела бы украсить, если ты не против.
Глаза Ривера метнулись мне за спину, его челюсть снова напряглась.
— Ты же знаешь, я могу проспать даже ураган.
— Или, в данном случае, метель? — пошутила я.
Он не засмеялся.
— Давай, Лось, — сказал он, похлопывая себя по бедру. Затем его глаза встретились с моими. — Сегодня слишком холодно, чтобы выводить его на улицу, и неизвестно, смогу ли я вообще открыть дверь из-за снега прямо сейчас. Я собираюсь постелить ему в ванной какую-нибудь газету. Просто дай мне знать, если он сделает свои дела, и ты увидишь это раньше меня.
— Я могу сама все убрать, — предложила я.
— Не нужно, — сказал Ривер, поворачиваясь ко мне спиной. — Это моя собака.
Правда этого утверждения жгла, как сухой лед на влажном языке. Я смотрела, как Лось последовал за ним в ванную, и когда дверь со щелчком закрылась, я вздрогнула, как будто он захлопнул ее.
Ривер тихо приготовился ко сну — так тихо, что я даже не заметила, как он лег на диван, пока я распаковывала все вещи из двух коробок. Только когда повернулась с Рождественским одеялом, накинутым на руки, и обнаружила его лежащим там, с ногами свисающими с подлокотника с одной стороны, закрыв глаза рукой, я поняла, что он больше не в ванной.
Одеяло прикрывало его только от голеней до подмышек, а подушка, подложенная под голову, была маленькой и далеко не такой пушистой, как те две, которые он оставил для меня на кровати. Но, судя по звуку его дыхания, Ривер уже спал, и я с улыбкой вспомнила, что этот человек мог спать где и когда угодно и неважно, что происходит вокруг.
Я отложила одеяло в сторону, осторожно взяв первую гирлянду огней с каменного края камина, куда положила ее раньше. Включила и улыбнулась, когда ожили голубые лампочки. Потрескивание огня и тишина, которую может принести только свежий падающий снег, были моим единственным утешением, когда я вешала эти огни, а затем белые. Потом я обернула серебряную гирлянду вокруг, а затем аккуратно разместила каждое украшение.
