Пока украшала, мои мысли разбегались в разные стороны.
Это было так странно — снова оказаться в этом городе, в этой хижине, с Ривером. Было похоже на то, что последние четыре года моих приключений по всему миру были сном, а я только что проснулась в своей собственной постели, в своем собственном доме.
Только это был совсем не мой дом.
Уже нет.
Но почему мне так казалось? Почему я чувствовала такое тепло и уют в том же самом месте, где раньше чувствовала себя застрявшей?
Я поймала себя на том, что с каждым новым украшением все больше и больше задаюсь вопросом, какой была бы моя жизнь, если бы все было по-другому. Держа в руках это рождественское одеяло, было трудно вспомнить плохие времена. Трудно вспомнить ссоры, недели молчания Ривера, когда он не впускал меня, а я боролась за то, чтобы он попытался ради нас.
Как мы перешли от этой чистой, невинной любви к практически незнакомцам, живущим под одной крышей?
Как он превратился из человека, клявшегося, что будет сражаться за нас, в того, кто сказал мне, что я должна продолжать жить без него?
Как я превратилась из девушки, у которой было все, в чем она когда-либо нуждалась, в своем муже и своей собаке, в женщину, которой нужно было больше, чтобы накормить свою душу, чем этот маленький городок мог когда-либо предоставить?
Моя мама всегда цитировала Вуди Аллена.
«Если хотите рассмешить Бога, расскажите ему о своих планах».
Я не понимала это, когда была маленькой девочкой. И когда стала молодой женщиной, молодой женой.
Но теперь, думая о планах, которые я строила, о том, как эти планы рухнули, о пути, по которому жизнь провела меня, о котором я никогда бы даже не подумала… Я думаю, что наконец-то по-настоящему поняла это.
Должно быть, я была любимой шуткой Бога.
Ривер громко захрапел, и я подавила смешок, наблюдая, как он несколько раз перевернулся в попытке принять более удобное положение. Лось плюхнулся в свою собственную кровать на полу рядом с диваном в знак солидарности, оказавшись на спине с раздвинутыми ногами, животом вверх.
Через мгновение дыхание Ривера снова выровнялось, тяжелое и ровное, и я наблюдала, как его грудь поднимается и опускается с каждым вдохом. Пока он ворочался, маленькое одеяло, которое в любом случае не грело, обернулось вокруг его ног, прикрывая только одно бедро и икру.
Я улыбнулась. Грудь болела самым незнакомым образом, когда развернула рождественское одеяло, покрывая массивной вещью каждый дюйм его тела от пальцев ног до плеч, и я немного подоткнула его под мужчину для пущей убедительности.
У меня перехватило горло, когда я посмотрела на него сверху вниз — незнакомца, человека, которого когда-то знала лучше, чем себя.
Как мы могли потерять любовь, которая была такой настоящей?
И кем мы были теперь, по ту сторону этой потери?
Эти вопросы не давали мне уснуть еще долго после того, как я забралась в его постель той ночью — на простыни, пахнущие Ривером, моя голова покоилась на подушках, которые, как я знала, не глядя, мы купили вместе.
В ту ночь мне снились все места, где я побывала за последние четыре года. Италия и Канада. Шотландия и Япония. Юг Франции, Виргинские острова и потрясающее побережье Австралии. Только вместо того, чтобы быть на земле, я летала над каждым местом, указывая на разные ориентиры постоянно вытянутым пальцем.
И я летела не в самолете.
Я сидела, скрестив ноги, на волшебном рождественском одеяле, паря над городами, горами и прекрасными реками.
И там, рядом со мной, держа меня за свободную руку, был Ривер.
Глава 8
Притворство
На следующее утро я проснулась от запаха кофе и шипения бекона.
Потянувшись, зевнула и, открыв глаза, обнаружила слюнявого Лося, уставившегося на меня с края кровати.
Я усмехнулась.
— Доброе утро, Лось.
Пес завилял хвостом еще более возбужденно, когда я опустила ноги на пол, и мгновенно потянулась за парой носков, которые сняла посреди ночи. Даже в толстом свитере и в спортивных штанах я замерзла.
Не торопясь, я погладила Лося, стараясь почесать его за ушами и под воротником, как я знала, он любит. Затем посмотрела в окно на ослепительное белое покрывало.
Трудно было точно сказать, сколько выпало снега, потому что он все еще падал — или, может быть, выпавший снег просто разносился ветром. Я не была уверен, но было легко заметить, что условия не сильно улучшились. Было облачно и ветрено, и я определенно не могла добраться до своих родителей — по крайней мере, в ближайшее время.
Я сделала остановку в ванной, почистила зубы и расчесала волосы, прежде чем направилась на кухню, потирая руки.
— Привет, — сказала я, прислоняясь бедром к стойке. — Счастливого Сочельника.
Что-то вроде ворчания было мне ответом от Ривера, который переворачивал бекон на шипящей сковороде на плите.
Без рубашки.
И почему-то он казался… потным?
Был легкий блеск на его груди, руках, животе — все это было больше, чем я помнила. Он всегда был более худощавым, благодаря годам игры в бейсбол, но Ривер возмужал. Рельефы его пресса были точеными, бицепсы округлыми и полными, грудь широкая.
Эти тонкие линии и края вели прямо туда, где на его бедрах висела пара черных брюк, и я была бы слепа, если бы не увидела, насколько хорошо они сидели в определенных местах.
Когда мой взгляд вернулся к лицу Ривера, он смотрел на меня.
Что означало, что он определенно поймал мой оценивающий взгляд.
— Ты не замерзаешь? — спросила я, скрестив руки на груди.
Мне показалось, что я заметила легкую ухмылку в уголках его губ, но мужчина снова повернулся к бекону, прежде чем я смогла убедиться.
— Просто тренировался. Надеюсь, я тебя не разбудил.
— Нет, — сказала я, игнорируя маленькие видения, резвящиеся в моей голове при мысли о том, какую тренировку он провел. Затем я подошла к кофейнику. — Вот что разбудило.
— Угощайся. Кружки там, наверху. — Ривер кивнул в сторону одного из шкафчиков, прежде чем снять бекон со сковородки и выложить полоски на тарелку, покрытую бумажным полотенцем. Он потянулся к холодильнику за коробкой яиц, поставил шесть штук на стол и бросил первые два на все еще шипящую сковороду.
Добавив немного сахара в свой кофе, я сделала первый глоток, и у меня сразу же потеплело в груди, я вздохнула с облегчением.
— Спасибо, — сказала я, наклоняя к нему свою кружку.
Кивок был моим единственным ответом.
Какое-то время я просто наблюдала, как Ривер готовит яйца, и сердце немного потеплело, когда поняла, что он делает две яичницы — одну болтунью, как мне нравилось, другую глазунью.
Он помнил.
Я отхлебнула кофе, обхватив кружку руками, чтобы впитать в себя как можно больше тепла.
— Ты отличный хозяин для того, кто не ждал гостей.
Пожатие плечами.
— Ты видел елку?
Кивок.
— Ну, и? Тебе нравится?
— Мне и раньше она нравилась.
Я фыркнула, качая головой.
— Ты такой бука. Да ладно, ты же знаешь, что это красиво. Ты выбрал половину этих украшений. И я даже повесила твой любимый венок, — сказала я, указывая на входную дверь. — Хотя и внутри, когда он должен быть снаружи, но, по крайней мере, таким образом мы можем его видеть.
Ривер переложил последнее яйцо, а затем подал мне болтунью и несколько ломтиков бекона на тарелке.
— Я не готовил тосты.
Я усмехнулась, беря тарелку.
— Спасибо. — Затем толкнула его локтем. — Видишь? Видишь, как просто, одно простое слово? Тебе стоит как-нибудь попробовать.
Он закатил глаза к потолку, прежде чем они нашли мои, а затем изобразил самую фальшивую улыбку, которую я когда-либо видела.
— Спасибо тебе, Элиза, за украшение, когда я тебя об этом не просил.
— И за то, что сделала это тихо, как ты просил, — добавила я. — Всегда пожалуйста.
Ривер что-то пробормотал себе под нос, накладывая себе тарелку, когда мы оба направились к столу, за которым он читал прошлой ночью. Металл складного стула был холодным даже сквозь мои спортивные штаны, но кофе все еще был достаточно горячим, и я сделала еще один глоток. Лось свернулся калачиком прямо у моих ног, чтобы помочь делу, хотя я была уверена, что он просто хотел немного бекона.
