Ее незабываемый испанец - Джеки Эшенден

Подойдя к двери, я подергала ручку, ожидая, что она заперта, и с удивлением обнаружила, что это не так. Снаружи был длинный, устланный ковром коридор, стены которого были увешаны пейзажами и портретами. В окна лился солнечный свет. Было очень тихо. Выйдя из спальни, я прошлепала босиком по коридору и вышла к широкой лестнице.

Я спустилась вниз в просторный холл. Все еще не понимая, куда идти, подошла к первой попавшейся двери рядом с лестницей и толкнула ее. Передо мной открылась еще одна большая комната — гостиная с окнами на две стороны, из одного открывался вид на зеленую поляну, из другого — на озеро. Комната была полна света, ее бледно-золотистые стены отражали солнечный свет, отчего комната казалась теплой и уютной. У стен стояли удобные диваны, обитые светлой тканью, у одного из окон — пара кожаных кресел. Это была прекрасная комната, и я бы с удовольствием растянулась на одном из диванов с книгой, чтобы провести долгое утро за чтением, если бы не мужчина, стоящий посреди нее, сложив руки на груди.

Он повернулся лицом к двери, будто ждал, когда я войду в комнату. Константин. Мое сердце застучало сильнее. На нем был один из его изысканных костюмов от-кутюр, на этот раз из сине-черной шерсти. Стоя посреди теплой, уютной комнаты, он казался черной дырой, высасывающей все тепло и свет, не давая взамен ничего, кроме льда. Он окинул меня взглядом с головы до ног, оценивая так, словно я была машиной, которую нужно было починить, или проблемой, которую он должен был решить.

Глядя на ледяного мужчину, стоящего передо мной, трудно было поверить, что это он обнимал меня прошлой ночью, согревая и защищая от ветра.

— Мне было интересно, сколько ты можешь проспать. — Глубокий голос Константина звучал отстраненно, переливы испанского акцента не делали его теплее.

Я старалась глубоко дышать, чтобы не расплакаться, однако эмоции переполняли меня. Прощаясь с ним в Испании, я думала, что мне не придется видеть его, по крайней мере, в ближайшее время. Я не хотела, чтобы он стоял здесь и смотрел на меня таким же холодным безразличным взглядом, каким смотрел на всех остальных. Я хотела забыть Кона — ответить ему тем же взглядом, ничего не чувствовать, как не чувствует он, — и все же мое сердце болело, гнев пронзал меня, и я не могла решить, разрыдаться ли мне или дать ему пощечину. Я почувствовала себя жалкой, и это было омерзительно.

Обычно так себя чувствовать меня заставляла мать: она любила читать нотации о моей неприглядной внешности, неумелом выборе одежды и о том, что я никогда не заполучу мужчину, если не приложу усилий. Мама постоянно говорила, что мне нужно привести себя в порядок, накраситься, похудеть, надеть что-нибудь более подходящее. Потому что, по ее мнению, без этого невозможно преуспеть в жизни.

Я вздернула подбородок, собираясь сказать Кону что-нибудь резкое, как в животе у меня заурчало.

— Ты голодна, — холодно сказал Константин.

— Нет, — ответила я с вызовом.

— Не спорь, мы поговорим за завтраком. — Голос Константина был по-прежнему холоден и спокоен.

— Мне нечего тебе сказать.

Кон взял меня под руку и усадил в кресло у окна, сам сел напротив. Между нами был маленький кофейный столик, который давал мне хоть какую-то иллюзию защиты от холода Константина. Но, даже если бы он раскрыл сейчас мне свои объятия, я не собиралась беспомощно падать в них, как это было три месяца назад.

— Что ж, — сказала я, стараясь казаться такой же невозмутимой, как и он, — я думаю, ты должен мне объяснить, почему я сейчас не в своей квартире в Лондоне?

Если он и заметил, что в конце фразы голос мой предательски дрогнул, то не подал виду.

— Я не обещал отвезти тебя в твою квартиру.

— Человек, который проводил меня до машины, сказал, что я возвращаюсь в Англию, — возразила я, — иначе я не пошла бы с ним.

— Он не лгал. Шотландия — часть Соединенного Королевства.

Итак, мы были в Шотландии. Приятно это знать.

— Но Шотландия — это не Англия. И я не давала согласия на то, чтобы ты отвез меня в… это место, — махнула я рукой в сторону гор и озера за окном.

— Это место — одна из моих частных резиденций. Глен-Криг. Это в Высокогорье.

— Прекрасно. Но я не припоминаю, чтобы говорила тебе о своем желании посетить Высокогорье.

— Соглашусь. Но, если бы ты дождалась меня, а не попыталась сбежать из особняка, я посвятил бы тебя в свои планы. Мы прилетели сюда, чтобы обсудить вопрос о браке.

«Что? Он снова говорит о браке? Серьезно?!»

— Я уже сказал, что хочу жениться на тебе, — спокойно продолжал Константин.

— Ты помолвлен с Оливией.

— Теперь это не важно.

В дверь тихо постучали. Улыбчивая пожилая женщина, похожая на заботливую бабушку, вошла в комнату и поставила на столик между Коном и мной серебряный поднос. На нем были яйца, тосты, тарелка каши со сливками и коричневым сахаром и чашечка ароматного кофе.

— Ешьте, мои хорошие! — сказала женщина с сильным шотландским акцентом и похлопала Кона по плечу. — И ты поешь. Я не хочу слушать твое вечное «я не голоден».

Я удивленно уставилась на женщину и напряглась в ожидании холодного, полного презрения взгляда, которым Кон, без сомнения, наградит ее за такую фамильярность. Вот только он этого не сделал.

— Завтрак выглядит превосходно. Спасибо, миссис Маккензи, — сказал Кон подчеркнуто вежливо. Затем кивнул в мою сторону: — Это Дженни Грей. Дженни поживет у нас некоторое время. Пожалуйста, проследите, чтобы ей было комфортно.

Миссис Маккензи широко улыбнулась мне и снова похлопала Кона по плечу.

— Не волнуйся, парень. Я присмотрю за ней.

— П-приятно с вами познакомиться, — сказала я, слегка заикаясь от изумления. Неужели Кона кто-то осмелился назвать «парнем»?

— И мне тоже, милая, — кивнула миссис Маккензи и вышла за дверь.

— Миссис Маккензи — экономка, — пояснил Константин. — Если тебе что-нибудь понадобится, скажи ей, и она поможет.

Я кивнула, вдыхая божественный запах еды и кофе, но в голове крутилось слишком много вопросов. Несмотря на урчащий желудок, я спросила:

— Так что с Оливией? Как это может быть не важно?

— Как и почему, не имеет значения, — сказал Кон. — Ешь свой завтрак. А я расскажу тебе о планах.

Константин

Дженни бросила на меня упрямый