Селена покачала головой и снова повернулась к двери.
Аристидес бросился к ней и схватил за руку:
— Скажи мне «да», как тогда, когда мы были вместе, и мы дадим друг другу то, в чем так сильно нуждаемся. Порви с тем… другим. Я подожду.
На этот раз она вырвала руку, как будто его прикосновение обожгло ее:
— Нет. И это окончательное решение. У нас была попытка, но теперь у меня нет достаточно веской причины, чтобы воскрешать ее ради случайных встреч, даже если они будут отличаться потрясающим разнообразием. — Она открыла дверь и бросила на него последний взгляд. — Сарантос, теперь ты знаешь дорогу. Выход найдешь сам.
Аристидес направился к выходу. Но он уйдет не раньше, чем соберет всю нужную информацию, которая поможет завоевать ее.
Будь он проклят, если не добьется ее. И он не станет ждать, пока она образумится. Она не была замужем и не была помолвлена. В таком случае он узнает, кто является его соперником, и разлучит их.
Аристидес услышал, что Селена больше не живет в семейном особняке, поэтому он решил подождать в машине, пока она выйдет.
Он последовал за ней в престижный загородный клуб и вошел внутрь.
Там он увидел, как она подошла к какой-то женщине с ребенком. Она поздоровалась с ней и, прежде чем уйти, нагнулась и поцеловала малыша.
Аристидес поспешил за ней. Он боялся пропустить ее возможную встречу с мужчиной, которого он определил своим соперником. Он приблизился к той женщине с ребенком, к которым подходила Селена, и бросил на них рассеянный взгляд.
Вдруг что-то заставило его посмотреть на них еще раз. И еще раз. Земля покачнулась у него под ногами.
Что-то готово было взорваться у него в груди.
Этот малыш…
Этот ребенок…
Это был… его ребенок.
Аристидес ни секунды не сомневался, что это его ребенок.
Он смотрел на малыша, и его уверенность только возрастала.
Мальчик был одет в темно-синий спортивный костюмчик. Его личико обрамляли золотистые кудряшки. Изгиб бровей и тесно сжатые губы придавали выражению его лица решительность. Это же самое выражение Аристидес встречал на другом лице, которое было запечатлено на фотографии почти сорокалетней давности.
Он не мог ошибиться.
Это его сын.
И тут малыш заметил его.
Он посмотрел на Аристидеса с нескрываемым любопытством. Затем его глазки просияли и он улыбнулся.
Шестизубая демонстрация подлинной радости и счастья.
Аристидес едва дышал. Прежде чем он смог взять себя в руки, ребенок сделал движение в его сторону.
Онемевший от потрясения Сарантос стоял и смотрел, как этот сгусток энергии ползет в его направлении. Аристидес впервые за более чем двадцать пять лет своей жизни не мог собраться с мыслями, не мог пошевелиться, ожидая, пока очередной каприз судьбы решит его участь.
Он беспомощно смотрел, как ребенок подполз к нему ближе и дернул за штанину. Аристидес даже не мог описать, что творилось у него в душе. Он глянул на ребенка, который держался за него и восторженно улыбался.
— Алекс, сокровище мое, иди сюда.
Аристидес вздрогнул, услышав незнакомый женский голос. Он повернулся и посмотрел на женщину. К ним подошла черноволосая и черноглазая гречанка, которая на вид была на несколько лет старше его. Аккуратно одетая и причесанная. Она смотрела не на него, а на малыша.
— Ох, боже мой. Простите нас, — виновато сказала она. — Я принесу влажную салфетку, чтобы вы смогли почистить брюки.
Аристидес недоуменно посмотрел на женщину, которая тут же бросилась к столу и вернулась с обещанной салфеткой. Он посмотрел вниз и увидел, что ребенок запихнул себе в рот довольно приличный кусок его штанины.
Женщина наклонилась к ребенку и мягко оторвала его от ног Аристидеса, чем вызвала бурный протест с его стороны.
Аристидес стоял красный как рак, когда женщина ткнула ему салфетку и попыталась успокоить ревущего и вырывающегося из ее рук малыша.
— Мне очень жаль, сэр, — пролепетала она. — Я надеюсь, пятна не останется. А если нет, я уверена — мисс Лувардис будет счастлива компенсировать вам убытки.
Аристидес оцепенело принял салфетку и уставился на женщину.
Вероятно, она работает на Селену. Судя по всему, она присматривает за ребенком.
Ребенком Селены.
Ребенком Селены… и его.
— Не знаю, что на него нашло, — продолжила женщина. — Обычно Алекс ведет себя очень сдержанно с незнакомыми людьми.
Аристидес почти не слушал ее, сосредоточившись на ребенке, рыдающем у нее на руках. Малыш протягивал к нему ручки, по его пухленьким щечкам и дрожащему подбородку текли слезы, как будто он умолял Аристидеса спасти его от какого-то монстра, который хотел его проглотить.
Не осознавая своих действий, Аристидес почувствовал, как его руки потянулись к ребенку. Женщина немного ослабила свои объятия, и малыш наклонился к нему…
— Элен!
Это была Селена. Женщина отступила назад. Ребенок снова зашелся плачем, но, увидев свою мать, радостно завизжал.
Селена была похожа на разъяренную тигрицу, которая бросилась на защиту своего детеныша:
— Элен. Отнесите Алекса обратно в комнату. Соберите вещи. Мы уезжаем.
Женщина выглядела потрясенной резкостью Селены, которой она, по-видимому, никогда от нее не ожидала. Она виновато посмотрела на Селену, кивнула и бросилась прочь с ребенком, который снова разрыдался, в детскую комнату.
В глазах Селены бушевал огонь.
— Что ты здесь делаешь? Как ты посмел следить за мной?
Он покачал головой. Не для того, чтобы отрицать ее обвинение. Но чтобы собраться с мыслями.
Хотя она не ждала ответа. Это был риторический вопрос. Она ясно дала понять это, когда резко развернулась, взметнув при этом облако своих волос, и направилась к выходу.
Сарантос не мог пошевелиться. Все в голове перепуталось. С трудом набирая в легкие воздух, он смотрел, как она отдаляется от него. Собравшись с силами, он ринулся за ней и схватил за руку.
Она резко развернулась и возмущенно воскликнула:
— Я же сказала тебе, оставь меня в покое! Я же сказала…
— Ты не сказала мне.
Она изумленно посмотрела на него, услышав грубый тон его голоса. Селена видела, что он потрясен и не может прийти в себя.
— Ты не сказала, что у тебя есть сын от меня. Мой сын.
Он увидел, как на ее лице отразилась череда смешанных эмоций, начиная от замешательства и заканчивая яростью.
Но Селена Лувардис не была бы первоклассным юристом, если бы позволила своим эмоциям взять над нею верх.
Она вытянулась как струна, и ее лицо приняло непроницаемое выражение.
