— Не понимаю, зачем ты вернулась через столько времени, — раздраженно сказала Беатрис. — Зря время теряешь, если надеешься, что Филипп примет тебя обратно… Ему это ни к чему, видишь ли. Кстати, ты надолго приехала? — поинтересовалась она. — Хотя вряд ли, если на тебе тот же самый костюм, в котором ты была за ужином, — пренебрежительным тоном заметила Беатрис. — Тебе не стоит сидеть на солнце с твоими рыжими волосами. Покроешься отвратительными веснушками, как твой брат. А что он делает здесь? Я полагала, что Филипп определил его на необременительную работу в фирме.
— Он начал изучать с азов науку управления усадьбой, — неожиданно послышался низкий бархатистый баритон Филиппа. Он стоял в тени сводчатой галереи, окружавшей сад с трех сторон.
— Филипп?! — воскликнула Беатрис.
— И, возможно, когда Карстен через шесть лет уйдет на покой, Пол станет управляющим усадьбой, если, конечно, к тому времени не выберет себе другого поприща, — продолжил Филипп, нимало не обратив внимания на реакцию Беатрис на его появление.
Мишель поняла слова Филиппа так: или Пол проявит себя положительно, работая в усадьбе, или отправится в тюрьму. Несмотря на жару, ее зазнобило. Во всяком случае, Филипп скрывает от Беатрис истинное положение дел с Полом, и Мишель мысленно поблагодарила его за тактичность.
— Мы договаривались с тобой о встрече, — заворковала Беатрис, когда Филипп вышел из галереи. Недовольное выражение исчезло с ее лица, оно все светилось радостной улыбкой. Она вышла из-за стола и провела рукой по своим узким бедрам. — Я заждалась тебя но, поскольку ты все-таки пришел, прощаю тебя на первый раз.
Мишель обратила внимание, что Филипп одет явно не для верховой езды. На нем были узкие хлопковые брюки песочного цвета и черная рубашка из тончайшего батиста. Выглядел он потрясающе, во всем блеске своей мужской… сексуальной привлекательности… Было в нем что-то еще, более значительное. Мишель прекрасно понимала, почему Беатрис столько лет обхаживает Филиппа. Ей даже стало искренне жаль эту красивую женщину.
— Придется тебе покататься в одиночестве, — произнес Филипп довольно резким тоном, словно терпение его было на исходе. — У нас с женой срочное дело. Но я велел оседлать твоего любимого жеребца. Он уже готов и ждет тебя на дворе конюшни, — добавил он, словно заглаживая свою резкость.
Вежливая холодная улыбка, конечно, не могла смягчить нанесенный самолюбию Беатрис удар, а его последние слова скорее всего только усилили его.
Но окончательно добила ее Лауренсия, явившаяся с огромным подносом, на котором несла завтрак для двоих супругов. Поставив его на стол, она забрала то, к чему едва притронулась Беатрис, и, пожелав Филиппу и Мишель приятного аппетита, удалилась весьма довольная собой.
Беатрис скользнула безразличным взглядом по Мишель, понимающе улыбнулась Филиппу и тягуче произнесла:
— Ну что ж, оставляю тебя наедине с твоими скучными делами, дорогой. Когда с ними покончишь, можешь загладить свою вину. — Бросив еще один, уже настороженный, взгляд в сторону Мишель, она удалилась, оставляя за собой шлейф пряного аромата ее любимых духов, который надолго завис в неподвижном горячем воздухе.
Филипп занял ее место за столом, а Мишель смотрела на хрустящие рогалики, мед, фрукты, кофе, понимая, что не сможет проглотить ни кусочка. Оставшись наедине с мужем, она почувствовала себя уязвленной и готова была уже взорваться, но в этот момент он нежно провел пальцами по ее щеке. Беатрис похолодела.
— Несмотря на ваше полное сходство, у твоего близнеца есть веснушки, а у тебя нет. — Голос Филиппа звучал тихо, завораживающе и ласково, глаза его неотрывно смотрели на нее. Он обвел пальцем линию ее рта. — И волосы у тебя, Мишель, не такие рыжие, как у него, а, скорее, каштановые.
После тех первых катастрофических дней их медового месяца Филипп никогда больше не позволял себе дотрагиваться до нее, разве что случайно. Так почему сейчас он так ведет себя? Пытается загладить впечатление от оскорбительного поведения Беатрис? Большие глаза Мишель увлажнились. Ей бы отодвинуться, отдернуть голову, чтобы избавиться от прикосновения его пальцев, которое заставляло гореть ее кожу… но она сидела неподвижно как зачарованная, в плену его глаз, пропадая в них, будто ей снова двадцать один год и она та же беззащитная, доверчивая, невинная девушка, только что пережившая трагические для нее события.
Мишель попыталась заговорить, но из сдавленного горла вырвался невнятный звук, похожий на хрип. Он хорошо рассчитал. Когда не помогали угрозы, его сладкие речи приводили ее в состояние полной покорности. Вздернув темную бровь, Филипп улыбнулся, опустил руку и взялся за кофейник.
Все не так на самом деле и не должно быть так, ведь она давно освободилась от его чар. Просто она боялась сделать резкое движение, потому что ей надо спасать своего брата-близнеца. И вообще, несмотря на то состояние, в которое он вверг ее, пришло время сказать ему, что она согласна принять его чудовищное предложение. С трудом верилось, что все это происходит с ней. Сколько ей понадобится сейчас мужества и решимости, чтобы произнести необходимые слова, а заодно и навсегда забыть, кем он был для нее.
Уставившись в чашку с дымящимся кофе, которую Филипп поставил перед ней, она постаралась привести в рабочее состояние горло и, с трудом проглотив душивший ее комок, ровным голосом сказала:
— Если я нужна тебе как отвлекающий маневр, чтобы родные перестали досаждать тебе с требованием наследника, то я останусь с тобой на три оговоренных тобою месяца. Но…
— Отвлекающий маневр? Весьма интересно… — Вид у Филиппа был почти довольный.
— А какие еще могут быть у тебя причины? — внезапно насторожилась Мишель.
— Никаких. — Что-то озорное мелькнуло в его глазах, ставя под сомнение только что сказанное им, но он поспешил успокоить ее. — Быстро ты схватила суть, браво! Ты моя жена, ты здесь, идеально подходишь для моей цели… но не забывай, сделка включает условие, по которому ты спишь со мной, как и положено добропорядочной жене…
— Условие принимается. Можешь не продолжать. Я выполню свою часть договора, но не здесь, — решительно произнесла Мишель, что потребовало от нее немалых усилий.
— Это ультиматум, дорогая?
— Это мое условие, принимай или откажись, — почти слово в слово повторила она его слова, хорошо понимая, что Филипп не из тех мужчин, которых можно к чему-то принудить. Если он не примет ее условия, тем лучше. Тогда она получит моральное прав отказаться от сделки.
— Не понимаю, чем тебя усадьба не устраивает? — спросил он.
