Все пропало!
Плетусь за ними, продолжая говорить, и суматошно придумываю, как бы покороче и поубедительнее объяснить, откуда взялся Дэниел. Из детской нам навстречу выскакивает Лаура.
— Бабуля, дедуля, вы только взгляните! — Она хватает Роузмари и Джералда за руки и тянет их к своей комнате, чтобы скорее похвастаться. — Дэниел говорит, что в шкаф уже можно повесить платьица! И расставить игрушки на самом верху!
— Дэниел? — Роузмари приостанавливается на пороге и, вскидывая брови, оглядывается на меня.
Киваю, пытаясь не казаться сконфуженной, а сама вся красная — не пойму почему.
— Да-да, проходите. Сейчас я дорасскажу, как все вышло, самой не верится…
Протискиваюсь между Джералдом и Лаурой, и им, чтобы пропустить меня, приходится расцепить руки. Останавливаюсь посреди комнаты и указываю на Дэниела, который как ни в чем не бывало прикручивает дверцу к последнему низенькому шкафчику.
— Познакомьтесь, — произношу я.
Дэниел поворачивает голову и приветливо кивает застывшим у двери Роузмари и Джералду. Лаура, приплясывая от нетерпения — ее переполняют впечатления и восторги, — смотрит на каждого из нас по очереди, в том числе и на Дэниела.
— Это Дэниел Суитмен, — говорю я, ловя себя на том, что от необоснованного волнения мой голос звучит неуместно торжественно. — А это… — Запинаюсь, но тут вспоминаю, что о муже я не обмолвилась Дэниелу ни словом, поэтому бабушку и дедушку Лауры он может вполне принять за моих родителей. Главное, правильно их представить. — Мистер и миссис Монтгомери, — торопливо договариваю я, чувствуя, что вот-вот запутаюсь в правилах игры, которые на ходу сама же и придумываю. С губ слетает бесшумный вздох.
Дэниел сдержанно улыбается.
— Очень приятно…
Взгляд Роузмари останавливается на шортах Ричарда, она бледнеет, на мгновение замирает, рассеянно кивает и, пробормотав «прекрасный гарнитур», быстро выходит из комнаты.
Дэниел едва заметно пожимает плечами.
Лаура присаживается на корточки и заглядывает в наполовину открытый шкафчик.
Джералд смотрит вослед жене задумчивым взглядом и медленно идет за нею.
Я какое-то время стою на месте, будто вросла в пол. Потом, когда шаги Роузмари и Джералда раздаются уже на нижних ступенях, срываюсь и мчусь за ними.
— Подождите! Куда же вы?!
Роузмари останавливается у нижней ступени, поворачивается и шепчет дрожащими губами:
— Я все понимаю… Но почему ты скрывала от нас? Почему не предупредила?
Я кручу головой.
— Да нет же, послушайте!
Роузмари приподнимает руку, вялую, точно слепленную из теста.
— Не надо, ничего не объясняй.
Замечаю в ее глазах слезы и задыхаюсь от отчаяния. До чего нелепо все складывается! Джералд берет жену под руку и ведет к выходу.
— Подождите же! — кричу я. — Вы все не так поняли! Задержитесь хотя бы на несколько минут!
Роузмари машет рукой.
— Потом, — слабым голосом отвечает она. — Потом непременно обо всем поговорим. Сейчас не время.
Всплескиваю руками. Что делать? Не силой же удерживать их здесь, не бросаться же под колеса машины! Может, сейчас и правда не время. Потом все обсудим. Только до ужаса не хочется, чтобы Роузмари понапрасну страдала.
Выбегаю на крыльцо и кричу в последний раз, когда они уже садятся в свой «субару»:
— Это совсем не то!
Роузмари взмахивает рукой, кивает и захлопывает дверцу. Несколько мгновений спустя машина едет прочь со двора. Смотрю ей вслед, и мне кажется, что плечи Роузмари вздрагивают. Неужели плачет?
Плетусь назад в дом сама не своя. Дня безумнее, чем этот, в моей жизни давненько не случалось. Никто ни в чем не виноват, все желают друг другу добра, и каждый неизвестно от чего страдает…
С минуту стою посреди прихожей совершенно потерянная. Потом скрепя сердце задумываюсь о том, как теперь быть с Роузмари. Решение приходит мгновенно: позвоню ей завтра или сегодня же, позднее, когда провожу Дэниела, и наконец успокоюсь. Иной раз беседовать по телефону гораздо легче, только бы не дрожал голос. Того же, что отражается в твоих глазах, и сидишь ли ты, нервно покачивая ногой, или расхаживаешь из угла в угол, никто не видит.
А с Дэниелом… Задумываюсь, понял ли он, что произошло нечто крайне неприятное, слышал ли мои крики. Может, да, а может, и нет. У Лауры столь звонкий голосок и болтает она так непрерывно, что заглушает все прочие звуки вокруг. А внезапную бледность Роузмари Дэниел мог принять за что угодно, например за признак некой болезни, или вообще не заметить.
Уверяя себя в том, что он взглянул на наши странности именно так, иду в ванную на первом этаже и споласкиваю лицо холодной водой, чтобы скорее улеглось волнение. Поднимаю голову и внимательно смотрю на свое отражение в зеркале.
Глаза немного красные, волосы слегка растрепались, щеки бледные, как обычно последние два года… Но глаза сияют странным новым блеском, а губы алее обыкновенного, будто пробудились от затяжной спячки и снова мечтают о поцелуях… Черт! Я только что чуть ли не клялась Монтгомери, что ни о чем подобном и не помышляю. А сама…
Легонько шлепаю себя по губам. Вытираю лицо полотенцем и проверяю, не высохла ли одежда Дэниела. Джемпер еще влажноват. А джинсы сухие. Пятна, по счастью, исчезли бесследно, хоть я так и не поняла, что за гадость была в кукольном кофейнике.
А почему, собственно, я стала оправдываться? — вдруг задумываюсь я. Что, если бы у нас с Дэниелом в самом деле завязался роман? Готова ли я? Имею ли право?
Провожу рукой по его джинсам, пытаясь представить, что мы стали встречаться. Чувства в груди смешиваются, и ничего невозможно понять…
На ум вдруг приходит другая мысль, и я вмиг спускаюсь с небес на землю: а есть ли основания полагать, что Дэниел не прочь вступить со мной в близкие отношения? Может, он такой по натуре: помогает всем, кто в этом нуждается, и не подразумевает больше ничего?
Краснею от стыда, обхватываю голову руками. Кажется, я по случайности зашла в лабиринт, блуждаю по нему целый день и никак не найду выхода…
Стою в растерянности, не знаю, как долго. Потом вдруг спохватываюсь, подставляю под кран с холодной водой голову, быстро вытираюсь махровым полотенцем, зачесываю мокрые волосы назад, утягиваю их резинкой в хвост и, глубоко вздохнув, иду в детскую.
Поднимаясь по лестнице, с содроганием раздумываю о том, не ждет ли меня очередной сюрприз. Что, если Лаура все-таки узнала отцовскую одежду? Что, если рассказала Дэниелу о нашей беде? Или стала задавать идиотские вопросы вроде: нравится ли вам моя мама?
Первое время она все не могла взять в толк, что случилось с папой, хоть я и не морочила ей голову сказками о том, что он в длительной командировке и когда-нибудь непременно вернется. Честно поведала, что папы больше нет. Целый год она ждала его, без конца заводила о нем речь, потом мало-помалу стала свыкаться с мыслью, что ее мечтам не сбыться. А около полугода назад начала задавать мне странные вопросы: почему все тети с дядями, а ты всегда одна и одна? Почему у Сэнди и Кэрри два папы, а у меня ни одного?
