Она обернулась и, казалось, поняла, о чем он думает.
— Прошу прощения за лестницу. Хозяин, вероятно, не будет ремонтировать, пока я не получу серьезной травмы.
Таня провела его по тускло освещенному коридору.
— Он так сказал?
— Конечно, нет. Но догадаться не трудно. Однажды мне пришлось почти что устроить пожар, и только после этого он поставил пожарную сигнализацию. Сейчас я думаю, как быть с лестницей. Но нельзя же симулировать перелом ноги и разъезжать на велосипеде?
Она остановилась в дверях.
— Не легче ли переехать? — спросил он, прежде чем вспомнил о своем обещании не задавать вопросов.
Таня повернулась, и лампочка бросила слабую тень на ее совершенные черты.
— Нет.
Джейк остановился. Он видел, что Таня одновременно жалела о своем приглашении и отчаянно нуждалась в его обществе.
— Может, мне лучше уйти? — пробормотал он, но она уже включала свет в комнате и не слышала, а возможно, сделала вид, что не слышит его слов.
Он огляделся. Никакой хипповской обстановки, никакого панковского антуража. Комната оказалась очень просторной, в ней почти не было мебели.
В одном углу лежал матрас, возле него стояла лампа. Голую стену занимала одинокая, как скромная школьница на танцплощадке, черно-белая гравюра в рамке. Напротив располагался музыкальный центр с разбросанными вокруг дисками. Джейк едва сдержался, чтобы немедленно не подойти и не посмотреть, что она слушает. Он надеялся найти здесь хоть какой-то ключик, который поможет ему понять эту девушку. Только теперь он вдруг осознал, что ради этого и пришел сюда.
Увидев закрытую дверь, ведущую куда-то из комнаты, он с трудом избежал соблазна, чтобы не заглянуть туда, и последовал за Таней в крошечную кухню. Она открыла холодильник и внимательно изучала его недра.
— У тебя совсем нет мебели, — утвердительно произнес он. По крайней мере на сей раз его нельзя упрекнуть. Вопросов он не задавал.
— Любишь салаты? — спросила она.
— Да-да, очень, — вежливо откликнулся Джейк, — но не откажусь и от чего-нибудь посущественнее.
Таня улыбнулась:
— Тогда потушу еще рыбу с овощами.
— Здорово.
Она показала на бутылку вина, стоящую на кухонном столике.
— Надеюсь, такое подойдет? — Это было отличное шардоннэ производства Сент-Луиса.
— Превосходное вино.
Она вручила ему штопор, и они, то и дело сталкиваясь друг с другом в тесной кухне, внесли каждый свою лепту в ужин: гость открывал бутылку, а хозяйка промывала брокколи. Краем глаза он наблюдал за выражением ее лица и в тысячный раз спрашивал себя, о чем она думает, почему не пускает его в свои мысли. Конечно, это не могло не угнетать.
Чтобы уйти от размышлений, Джейк сказал:
— Пойду включу музыку.
Он вернулся в комнату и принялся рассматривать диски. Джаз. Оказывается, Таня любит джаз. Это открытие принесло ему огромное облегчение. Он вовсе не был фанатом джаза, но ведь могло быть гораздо хуже — металл или, чего доброго, рэп.
Джейк снова огляделся вокруг. Что-то подсказывало ему, что у Тани неспроста нет никакой мебели. Вряд ли ей нравится жить в совсем пустой квартире. Видимо, совсем недавно в ее жизни произошли серьезнейшие изменения, и они затронули не только мебель. Он еще раз просмотрел диски. Он мог бы заняться с ней любовью под любой из них. Удивился своим мыслям, хмыкнул и поставил диск Билли Холл идея.
— Это один из моих самых любимых.
Оглянувшись, он увидел Таню, вошедшую в комнату.
— Но ты, наверное, любишь все, что здесь есть.
— Вообще-то да. — Она вытерла руки о полотенце, перекинутое через плечо.
У Джейка перехватило дыхание. Как она хороша! Кажется девчонкой в своем несколько странном наряде, и все же это прекрасная юная женщина. Полотенце слегка сдвинуло ворот ее легкой блузки и оголило верхнюю часть груди. Желая скрыть свое смущение, Джейк снова принялся изучать диски, словно завзятый меломан.
— Ты знаешь, раньше у меня была мебель. Смотри, даже на ковре остались следы от нее. Долой легкие стулья и громадные диваны — владыки пространства! Прочь! Изгнаны и преданы забвению!
Джейк засмеялся. Напряжение почти исчезло. Таня снова заговорила как раньше.
— Похоже, ты устроила крупную распродажу.
Она подошла к окну и задернула занавески.
— Ну да, мне нужно было избавиться от вещей и отделаться от… прошлого. — Она бросила на него жалобный взгляд. — Ужин готов.
И ушла, прежде чем он успел обдумать ее слова. Джейк последовал за ней на кухню, помог принести оттуда тарелки, вилки и бокалы. Затем они уселись на ковер скрестив ноги.
— Извини за мелкие неудобства. У меня не бывает гостей.
Почему? Вопрос напрашивался сам собой. Вечер тянулся, не внося никакой ясности в его представление об этой девушке и не сокращая расстояние между ними.
— Как тебе вино? — поинтересовалась Таня.
— Отличное.
Таня нагнулась к тарелке и сосредоточилась на еде. Джейк тоже с аппетитом поглощал салат и рыбу. Наконец он поднялся, снял пиджак и за неимением лучшего места положил его на матрас. Туда же отправился и галстук. Джейк расстегнул верхнюю пуговицу рубашки и закатал рукава по локоть. А потом снова сел на ковер поближе к Тане и заговорил:
— Ты первый человек, кому мне хочется немного рассказать о себе. Вырос я во Фресно. Отец мой — страховой агент, а мать — библиотекарь. Я во многом похож на своих родителей. Яблоко от яблони недалеко падает. В третьем классе заступился за одноклассника и вляпался в большие неприятности — меня чуть не исключили. Однако я неплохо учился, лучше всех в классе помнил столицы штатов. Одно время у меня была собака, но она попала под машину. Другой я больше никогда не заводил. На спиритическом сеансе в каком-то старшем классе я разговаривал с духом Джона Кеннеди. Хотел стать учителем, но почему-то оказался на юридическом факультете Беркли. — Он задумался. — Помню еще студенческие дискотеки. Вот, пожалуй, и все, так сказать, основные вехи моей жизни. Вопросы есть?
Стало тихо. Когда он поднял голову, ее сотрясал беззвучный хохот.
— Столица Монтаны? — спросила она.
— Хелена.
— Что делал Кеннеди, когда ты разговаривал с его духом?
— Занимался плаванием, а потом читал.
— Как звали твою собаку? — тихо спросила она.
— Блэкки. Простая дворняга.
— Прости, Джейк, за мои нелепые вопросы.
— Да что ты, Таня! — Он немного помолчал и продолжил: — Когда-то в детстве я мечтал произвести на людей неизгладимое впечатление своими подвигами. Думал, что мое имя останется в веках. Теперь вижу: большинство людей, в том числе и я, ведут, в сущности, обычную жизнь.
