Старк выключил телефон и убрал его в карман.
— Не бойтесь, мисс Саймон, я не буду трогать вас пальцем… — Он щелкнул зажигалкой, закуривая. — Если только вы этого сами не захотите.
— Почему вы не дали мне поговорить с сестрой?
Старк выпустил змеистую струю дыма в потолок.
— Потому что для вас, мисс Саймон, эта услуга платная.
— Ах, Айви, как ты меня напугал.
— Кому ты звонила, Ари?
— Сестре.
— Она нас не выдаст?
— Нет, Калли не способна предательство.
Каллиста, сможешь ли ты простить меня когда-нибудь? Я обязательно постараюсь тебя вытащить. Держись, сестренка. Не поддавайся Лукасу Старку.
— И какова плата?
Старк отозвался не сразу. Прищуренными глазами сквозь сигаретный дым он разглядывал девушку в зеленом шелковом платье. Взгляд этот был физически ощутимым, как если бы руки Старка касались ее на самом деле, медленно расстегивая молнию на платье, высвобождая из послушного шелка целомудренное упругое тело с атласной кожей.
Свечи потрескивали, неторопливо оплывая. Сумрак густел, расползался по углам. Тени теснили свет.
Взбесившееся сердце Калли подскочило к горлу, готовое трусливо выпрыгнуть из стеснившейся груди. Внутри нее поднимался жаркий смерч, и его ширившаяся воронка сметала все на своем пути, почти ломая ребра. Нутро корчилось и полыхало…
— По мере приближения двухнедельного срока к его логическому завершению, плата будет возрастать в геометрической прогрессии. — Мягкий издевательски-ласкающий голос Старка пробился к ней через повисший в воздухе сизый удушливый флер. — Стартовая же цена — три поцелуя. На сегодняшний вечер. Три жарких, страстных, развратных поцелуя. Как в хорошем порнофильме, точнее, как в очень нехорошем порнофильме. — Калли не увидела, но почувствовала его циничную ухмылку. — Ну так как?
— Дороговато, — помотала головой Каллиста, не зная, рассмеяться ей или же заплакать.
Навзрыд.
— Завтра эта цена уже не покажется вам такой дорогой. — Старк стряхнул пепел с сигареты в золотую пепельницу, стоявшую на подносе рядом с десертом. — Впрочем, я не настаиваю… Пока… Лучше давайте выпьем. — Он снова отсалютовал бокалом. — За вас, несравненная мисс Каллиста Саймон.
Калли молча выплеснула вино на пол. Под босыми ногами немедленно растеклась багровая лужа. Каллиста подняла глаза, загоревшиеся от внутреннего ликования, и встретила неподвижный взгляд Старка. Тот сделал еще один глоток, будто не замечая случившегося безобразия.
— Вам не понравилось вино, мисс Саймон? — спросил он вечность спустя и зажег вторую сигарету.
— Мне не понравился тост, — ответила она коротко и поджала ноги, ибо багровая лужа доползла до ее голых пальцев.
— Могу предложить другой, — подозрительно мягко улыбнулся Лукас и, поднявшись, взял бокал из ее слабеющих рук. Он налил вторую порцию. До краев. — Выпьем за исполнение желаний. Всех желаний…
Старк подошел к Каллисте, и она даже не успела вскрикнуть, как оказалась опрокинутой навзничь на кровать. Лукас сел ей на ноги, навалился сверху, до боли сдавил пальцами щеки, вынуждая открыть рот, и принялся медленно вливать ей вино. Каллиста закашлялась, вынужденная глотать. Несколько красных струек потекли ее по подбородку, капая на декольтированную грудь.
— До дна, мисс Саймон, до дна, — ухмыльнулся сверху Старк, заслоняя собой весь свет. — Вот так. — Он отшвырнул пустой бокал, и тот, отлетев, разбился где-то в стороне с жалобным звоном. — За исполнение всех желаний. Моих желаний. — Он низко склонился над обездвиженной Каллистой. — И в данный момент я очень желаю узнать, каковы вы на вкус, мисс Саймон.
Каллиста протестующе, со сдавленным всхлипом дернулась, понимая, что за этим последует, но Старк сжал ее голову, припечатав к подушке. Калли зажмурилась, чтобы не видеть его почерневших глаз.
Язык Старка дрязняще очертил ее рот, скользнул по разделяющей линии, с неожиданной силой заставляя стиснутые губы приоткрыться, а добившись капитуляции, вновь сделался нежным, лаская их внутреннюю сторону. Теплое дыхание, чуть горчащее от сигарет, проникало сквозь кожу.
Калли не могла вздохнуть, бесконечно падая куда-то в пропасть, где было слишком жарко для ее слабой плоти.
Старк слизнул с ее подбородка вино, пролившееся мимо. Его язык вновь обжег губы девушки, дотронулся до зажмуренных глаз. Вычерчивая сложную влажную линию, добрался до ушной раковины, медленно обвел контур маленького ушка и соскользнул внутрь него.
От этого действа Каллисту подбросило на постели. Какой-то судорожный жалобный вскрик вырвался из ее пересохшего горла. Она заметалась под Старком, силясь освободиться, но его руки припечатали ее на прежнее место. Она невольно распахнула глаза, чтобы опять упасть — в темную бездну его бесовских очей.
Старк поймал ее обезумевший взгляд, тихонько рассмеялся в паре миллиметров от исказившегося припухшего рта и вновь принялся сладострастно терзать его языком, опаляя нежную плоть. Каллиста снова зажмурилась.
Эти два слова прозвучали откуда-то из параллельного мира. И не сразу достигли сознания. Глаза Калли не хотели открываться, длинные ресницы, почему-то мокрые, будто приклеились к щекам. Калли глубоко вздохнула.
Старк уже не держал ее. Он стоял возле столика, наполняя бокалы. Половина пуговиц на его черной рубашке была расстегнута, и волосатая грудь отчетливо виднелась в полутьме, притягивая взгляд.
Какая-то горечь подкатила к горлу, и Каллиста закашлялась. Лукас подошел к ней, задыхающейся, и, присев на краешек постели, вручил бокал:
— Выпейте, мисс Горький шоколад. Просто так, без всякого тоста. Вам это сейчас необходимо.
Калли послушалась. Ей и в самом деле нужно было выпить как можно скорее, и не важно что. Глотая, она не почувствовала ни вкуса, ни терпкого аромата вина, но ее горло ощутило блаженную прохладу.
— Мне нравится вкус горького шоколада, — произнес Старк, вертя бокал за тонкую ножку. — Ни на что не похожий и пикантный, соблазнительный и незабываемый. Монпансье гораздо слаще, приторнее, после него хочется лишь глотка чистой воды. А после горького шоколада хочется… еще горького шоколада.
— Я вас ненавижу, — пробормотала Калли, откидывая с влажного лба разметавшиеся пряди.
Сил, чтобы приподняться с постели, у нее не осталось. Она упала обратно на подушки. Взметнувшиеся волосы опустились подле ее головы черным ореолом. Насколько обольстительной она была сейчас, растрепанная и залитая вином, — Калли даже не представляла.
