— Альфонсо не слишком им подходил? — спросила Холли.
— Он был беден, но графиня все-таки вышла за него. И не прогадала, потому что он достаточно быстро сколотил состояние на морских перевозках.
Это объясняло, почему синьор Фаллуччи жил в такой роскошной резиденции, которая была бы далеко не по средствам многим судьям. Большая часть комнат была закрыта за ненадобностью, но те, что она видела, были великолепны.
На участке работала маленькая армия садовников. Один из них занимался памятником Кэрол Фаллуччи, следя за фонтаном, расположенным неподалеку, и цветниками. Гуляя как-то вечером, Холли увидела, как он занимается прополкой. Они обменялись улыбками и помахали друг другу.
Пройдя дальше, она увидела окруженный деревьями плавательный бассейн. В летний день он был бы незаменим, если бы не выглядел таким пустым и заброшенным.
Однажды за завтраком Лиза показала ей альбом с фотографиями, где были запечатлены все самые важные события в жизни семьи Фаллуччи, начиная со свадьбы Маттео и Кэрол.
На снимках Кэрол никогда не смотрела на мужа, только иногда — на ребенка, но чаще всего ее глаза были устремлены прямо в камеру. Судья же на всех фотографиях с обожанием смотрел на двух самых важных женщин его жизни. На одной из них он даже прижался щекой к волосам Кэрол.
Некоторые фото показывали семью у бассейна. Кэрол была ослепительна в черном бикини, подчеркивающем ее великолепную фигуру. Длинные светлые волосы падали ей на плечи. Рядом с нею сидела счастливая Лиза, ее лицо было поразительно похоже на лицо матери.
Маттео выглядел великолепно. Увидев ширину его плеч, мускулистые руки и ноги, незнакомый человек мог бы принять его за актера или модель, но только не за судью.
Да и вся его внешность не слишком вписывалась в обстановку зала суда. То был здоровый, красивый мужчина, полный желания насладиться каждым мгновением своей счастливой жизни.
Сердце Холли сжалось от сочувствия. Любимая жена синьора Фаллуччи умерла, оставив его страдать. Даже Лиза не могла растопить лед отчуждения в его душе.
Вечером Берта сообщила ей:
— Судья дома. Он с Лизой и просил не беспокоить его. — Потом оглянулась и спросила: — А в Интернет-каталоге были недорогие подвенечные платья?
— Там не было ничего по разумным ценам, — вздохнула Холли. — А ты уже планируешь покупку подвенечного платья?
Берта с нескрываемым удовольствием пустилась в рассказы о свадебных приготовлениях. Для Холли это был тяжелый разговор. Только недавно она сама планировала свадьбу с мужчиной, которого искренне считала самым благородным человеком на земле. Он никогда не любил ее, теперь она понимала это. Он всего лишь цинично расставил ей ловушку, в которую она наивно попалась.
Где он теперь? Что делает? Увидит ли она его когда-нибудь снова?
Маттео присутствовал за ужином. Несколько раз она ловила на себе его взгляды и заподозрила, что что-то не так. Ее опасения подтвердились, когда он поднялся из-за стола и тихо произнес:
— Когда Лиза заснет, пожалуйста, зайдите ко мне в кабинет.
Она смогла оставить ребенка только через два часа. Когда Лиза ровно задышала, Холли выскользнула из комнаты и спустилась в кабинет. Никто не ответил на ее стук, и она тихонько открыла дверь. Маттео нигде не было видно, но Холли все же решила войти в кабинет и сразу же заметила на столе раскрытую газету. Подойдя ближе, она прочитала подзаголовок центральной статьи на развороте:
Ценная миниатюра стоимостью несколько миллионов евро была заменена дешевой копией. В краже обвиняются Сара Конрой и ее сообщник Бруно Ванелли. Ванелли был арестован, но бежал. Следы женщины не найдены.
Она села, чувствуя, что из ее легких вышел весь воздух. Рано или поздно это должно было случиться. В лучшем случае ее выкинут на улицу, в худшем — арестуют. Нужно бежать, но куда?
В газете была фотография Бруно. Холли машинально пробежалась пальцами по такому красивому, своенравному лицу. По ее щекам покатились слезы.
— Есть сходство с оригиналом?
Судья стоял и смотрел на нее, наверное, уже несколько минут. Она торопливо смахнула слезы.
— Да, очень похож, — прошептала она. — Вы ведь не случайно оставили газету здесь?
— Конечно, нет.
— И что вы собираетесь делать?
— Не знаю. Сначала мне нужно во всем разобраться.
— То есть понять, мошенница ли я? А если я буду отрицать свою вину, вы поверите мне?
— Возможно. Я говорил с Лизой. Она много рассказала о вас и о вашей матери.
— О моей матери? А какое она имеет отношение ко всему этому?
— Самое большое. Как я понимаю, она тяжело заболела, и вам надо было ухаживать за нею.
— Да, она долго болела. Я знала, что она никогда не поправится. Последние десять лет она требовала постоянного внимания, поэтому я оставалась дома и ухаживала за нею.
— Больше рядом никого не было? А ваш отец?
— Я его никогда не видела. Мои родители так и не поженились, а когда мама забеременела, он просто исчез. Я не была знакома с родственниками с его стороны, равно как и со стороны матери. Думаю, они стыдились ее и никогда не помогали. Так что в течение многих лет нас было только двое, и мы были счастливы. Когда у меня обнаружился талант к рисованию, она наняла для меня частного преподавателя, хотя это было дорого. Она работала на трех работах, мечтала отправить меня в художественный колледж, но уже тогда у нее появились первые симптомы болезни. Поэтому я пошла на преподавательские курсы. Закончив их, я получила работу в местной школе, но проработала всего два семестра, потому что мне надо было постоянно находиться рядом с нею.
— Вам пришлось несладко.
— Я любила маму. Но к чему я рассказываю вам это? Какое отношение моя семья имеет к…
— Просто отвечайте на мои вопросы. У меня начинает складываться картина. Ходили ли вы на свидания? Были у вас друзья?
— Нет. У меня никогда не было свободного времени.
— А как вы оказались в Портсмуте?
— Там у меня жила приятельница. Мы познакомились на курсах. Она приглашала меня каждый год, и однажды летом мама настояла, чтобы я сделала передышку, поехала и отдохнула.
— А потом? — тихо спросил он.
— Потом мама умерла. Я пошла на курсы повышения квалификации, чтобы снова начать преподавать, и тогда же познакомилась…
— С Бруно Ванелли.
— Да.
— И вы увлеклись им, потому что у вас не было житейского опыта. Я понял это, поговорив с Лизой. Почему же вы не рассказали мне о Бруно с самого начала?
— А разве мы не решили, что чем меньше я буду говорить о себе, тем лучше?
