— Мне послышался стон. Ты хорошо себя чувствуешь?
— Стон? — Кристина делано рассмеялась. — Я и не заметила! У меня… немного болит голова, — быстро нашлась она.
— Думаю, тебе лучше принять одну из тех таблеток, которыми снабдил тебя перед отъездом доктор Ноулз, — озабоченно произнес Сидней.
— Хорошо, — послушно согласилась Кристина, вынимая из сумочки баночку с наклейкой, на которой было написано название лекарства.
Сидней открыл бар и плеснул в бокал немного минеральной воды.
— Послушай, — начал он, когда Кристина проглотила таблетку. — Насчет вчерашнего…
— Я не хочу говорить об этом.
— Я тоже не хочу, заверяю тебя, что это больше не повторится.
— Надеюсь.
— Мы оба много пережили за последние дни. Несчастный случай… Затем ты потеряла память.
— А что было до этого?
— В каком смысле?
Кристина помедлила.
— У меня возникло ощущение… что наш брак был не слишком удачным.
Пришла очередь задуматься Сиднею. Ему не хотелось лгать.
— Брак как брак, — произнес он наконец. — Мне трудно дать ему какую-либо оценку.
Иными словами, я угадала, подумала Кристина. Впрочем, ничего странного в этом нет, она чувствовала, что не очень-то нравится Сиднею.
Оба замолчали и остаток пути не разговаривали.
Весь «Оазис», казалось, был пронизан духом радости. Сестра, принимающая посетителей в вестибюле, улыбалась, глаза девушки из регистратуры сверкали весельем, санитар, проводивший Кристину и Сиднея в залитую солнцем палату, светился добродушием.
— Уверен, вам понравится у нас, миссис Рейнольдз, — произнес он.
Кристина подумала, что подобная фраза больше подошла бы гостиничному портье. Но они находились не в отеле. «Оазис» был больницей, как бы его ни называли. А я не хочу в больницу, пронеслось в голове Кристины, я не больна, мне только нужно вспомнить…
Такие мысли нельзя допускать, иначе можно разрыдаться на глазах у всех. Нужно дождаться ночи, когда никого не будет рядом. Свое отчаяние Кристина поверяла лишь подушке.
Она подошла к окну и глубоко вздохнула, стараясь успокоиться.
— Кристина — тихо произнес Сидней за ее спиной.
Из прически Кристины выбилось несколько прядей. Сидней знал, что она заправила бы их обратно, если бы заметила. Кристина Рейнольдз не терпела неаккуратности. Но высвободившиеся волосы делали ее трогательной. В эту минуту Сидней вспомнил ту Кристину, которую, как ему казалось, любил. Да, он понимал, что это лишь наваждение, что она не стала опять нежной и любящей женой, но сейчас ей приходилось несладко. Не так это просто — потерять память…
Сидней подошел к Кристине и положил руки ей на плечи. Он почувствовал, как все ее тело напряглось, а затем, когда он повернул Кристину лицом к себе, ему даже показалось, что у нее дрожат губы.
— Кристи, — с неожиданной нежностью сказал Сидней, — если тебе не нравится здесь, я подыщу какой-нибудь санаторий…
— Мне нравится, — твердо произнесла Кристина.
Сидней взял себя в руки и всмотрелся в лицо жены, быстро осознав, что его снова подвело воображение. На ее губах была холодная улыбка. Сидней отошел от жены. Вот еще один пример того, как легко он может попасться на удочку Кристины!
— Я останусь здесь, — продолжила та. — А сейчас, если не возражаешь, я хотела бы прилечь на часок.
— Да, конечно. Должно быть, этот день показался тебе трудным. — С этими словами Сидней направился к двери. — Я… не знаю, когда смогу навестить тебя.
— Не беспокойся, Сид. Сюда слишком долго добираться. После напряженной работы это может быть обременительным. Кроме того, у меня вряд ли будет время для приема посетителей.
— Я тоже так считаю.
Кристина улыбнулась.
— Всего хорошего! — сказала она.
Кристина с трудом продолжала удерживать на лице улыбку, пока за Сиднеем не закрылась дверь. Потом она закрыла лицо руками и расплакалась. До сегодняшнего дня Кристине казалось, что нет ничего хуже, чем в один прекрасный день проснуться и обнаружить, что у тебя нет прошлого. Но еще ужаснее — осознать, что ты нелюбима дорогим тебе человеком.
Сидней звонил Кристине каждый вечер, ровно в восемь часов. Их беседы походили одна на другую, как две капли воды.
— Как дела? — интересовался Сидней.
— Хорошо, — отвечала Кристина.
— Как ты чувствуешь себя в «Оазисе»?
— Нормально.
В пятницу Сидней сообщил, что завтра у него кое-какие дела, но в воскресенье он обязательно навестит Кристину.
— Только если этот визит вписывается в твой рабочий график, — заметила та.
Услышав в ее голосе интонации отстраненной вежливости, Сидней стиснул зубы. Очевидно, Кристине не требовалось вспоминать прошлое, чтобы определить тактику своего поведения в настоящем.
— Я обязательно приеду, — мрачно пообещал Сидней и повесил трубку.
В воскресенье он совершил обычную утреннюю пробежку, затем принял душ, надел джинсы и голубую рубашку. После этого Сидней сел в «роллс-ройс» и отправился в «Оазис».
На полпути он сообразил, что оделся не так, как следовало бы. Кристине не нравилась простая и удобная одежда. «Роллс-ройс» тоже был ей не по вкусу. Хотя когда-то она восторгалась этим автомобилем. Или делала вид, что восторгается?
Впрочем, Сиднею не хотелось задумываться над всем этим. Одно дело — скрывать от Кристины, что они собирались развестись, но совсем другое — изменить свои привычки. Три года назад Сидней уже сделал это, и в результате не получилось ничего хорошего.
Прилегающий к реабилитационному центру парк был переполнен гуляющими посетителями и пациентами, но Сиднею быстро удалось найти Кристину. Она сидела на скамейке под цветущей яблоней. Розовато-белые лепестки подчеркивали красоту темных блестящих волос Кристины. Она была погружена в чтение книги и не замечала ничего вокруг, что всегда было присуще ей. Точно так же она вела себя и по отношению к нему. Словно они жили на разных планетах.
Сидней подошел к скамейке и изобразил на лице улыбку.
— Привет!
Кристина подняла голову, и глаза ее расширились от удивления.
— Сид!
— Почему ты так удивилась? Я же предупредил тебя, что приеду сегодня.
— Да, но я подумала… — Кристина запнулась. Он не показывался всю неделю.
— О чем?
Кристина захлопнула книгу и положила рядом с собой.
— Так, ничего особенного, — улыбнулась она. — Ты появился слишком неожиданно.
Сидней подождал, не скажет ли Кристина еще что-нибудь, но она молчала. Сидней кашлянул в нерешительности.
