Ее поразил вопрос Мартина, и она удивленно посмотрела на него.
— О чем ты говоришь? — возмутилась Абби. — Хэмфри всегда сохранял верность моей матери.
— Я имею в виду не амурные дела, — проворчал Мартин. — Господи, девочка, у тебя только одно на уме. Я сейчас говорю о финансовых делах твоего отчима.
Какое отношение он имеет к делам отчима? — удивилась Абби.
— Ну и что с этими делами происходит?
— Твой отчим находится на грани банкротства, — безжалостно констатировал ее муж.
Услышав его твердый, недвусмысленный ответ, Абби поняла, что он сказал правду. Но она тут же постаралась заглушить страх, появившийся у нее в груди.
— Я не верю тебе, — тихо произнесла Абигайль.
Его лицо посуровело, а небесно-голубые глаза превратились в сверкающие сапфиры.
— Тебе придется поверить, — отрезал он. — Я являюсь владельцем этого коттеджа, так же как и большей части старого поместья твоего отчима.
Она явственно услышала бешеный стук своего сердца.
— Лжешь, — прошептала она в шоке.
Собеседник не стал переубеждать ее, а лишь сухо изложил кое-какие факты.
— Его дела настолько плохи, что он заложил свое поместье под завязку. И если банк вдруг потребует от твоего отчима вернуть кредит, то…
Мартин замолчал, подчеркивая тем самым драматизм ситуации. На его губах появилась сардоническая улыбка.
— А зачем банк будет делать это? — спросила Абигайль. — И какое отношение это имеет к тебе? Или ко мне?
— Самое прямое, — произнес Мартин хрипловатым, не лишенным интимности голосом.
И Абигайль мысленно перенеслась на много лет назад, оживив в своей памяти печаль и радость, которые неразрывно были связаны с образом ее мужа.
— Я теперь владею контрольным пакетом в банке, который дал возможность Хэмфри перезаложить его поместье для того, чтобы поправить дела. Я могу хоть завтра потребовать от него возврата денег. Сделаю я это или нет — зависит исключительно от тебя, милая.
— Каким образом? — с трудом промолвила она. — Я не понимаю.
— Я уже сказал тебе, дорогая. Я хочу, чтобы ты была хозяйкой на приеме в моем доме. Сделаешь это — только это, — и я оставлю твоего отчима в покое.
Абби затравленно посмотрела на мужчину, сидевшего напротив нее. Его лицо, как у хорошего игрока в покер, ничего не выражало.
— Шантажист! — крикнула Абигайль гневно. — Он уже далеко не молодой человек, как ты можешь…
— Замолчи! сквозь зубы процедил Мартин. Она увидела, как засверкали его зрачки, когда он наконец потерял самообладание и взорвался. — Не говори мне ничего ни о шантаже, ни о манере поведения! Каким бы неудачным ни оказался наш кратковременный брак, ничто не может оправдать поведение твоего отчима в то время.
Абби чувствовала, как пылают ее щеки. Она прекрасно понимала, что Мартин имел в виду, упомянув Хэмфри.
— Если ты имеешь в виду свою мать, то я взяла с отчима слово, что он найдет…
— Взяла с него слово! — горько произнес Мартин. — Что могла сделать ты, юное создание, с человеком, для которого на первом месте стояла его репутация? Будь он проклят вместе со своей чертовой репутацией!
Вдруг гнев Мартина исчез, и в его глазах появилась скрытая угроза, которая была более пугающей, чем недавняя неудержимая ярость.
— Сказать тебе, что сделал твой отчим, Абигайль? — обманчиво ровным голосом спросил ее Мартин. — Или ты уже знаешь об этом?
— Он сказал, что нашел ей другую работу… — Абби замолчала, заметив презрительную усмешку на его губах.
— Он лгал. Ты ведь знала, что ей не предложили другую работу, не так ли? — спросил Мартин строго.
— А что я могла сделать? — стала оправдываться она. — Создать для нее работу? Мне ведь было всего восемнадцать лет. Кроме того, я…
— Твоя гордость была уязвлена, потому что я ушел от тебя? Да? Таким образом получается, что моя мать заслужила то, что она получила?
Ну, может, на какую-то ничтожную долю — да, подумала Абигайль. Но не более.
— Я всегда любила и уважала твою мать, — сказала она вслух.
— Как жаль, что Хэмфри думал иначе, — саркастически заметил Мартин. — Моя мать не сделала ничего плохого. Она много лет работала на твоего отчима как ломовая лошадь. И в благодарность он не только вышвырнул ее на улицу, но и отказался дать ей рекомендательное письмо.
Абигайль почувствовала неприятный укол совести — ей было стыдно за отчима. Она не знала, заметил ли муж ее реакцию, но он вдруг резко поднялся, повернувшись к ней спиной. Абби видела, как напряглись его плечи, с каким трудом ему удается держать свои эмоции под контролем. Она поняла, что сейчас творится в душе ее мужа, который очень редко демонстрировал свои истинные чувства.
Ей вдруг захотелось — совершенно неосознанно — подойти к нему, обнять за плечи и погладить его по волосам, по щеке, как она часто делала в прошлом. Абби понимала, что изменившемуся Мартину это может не понравиться.
— Что с ней было потом? — спросила она.
Голос мужа снова зазвучал спокойно. Сдержанный, невозмутимый, деловой тон.
— Что обычно происходит с одинокими женщинами, когда они достигают среднего возраста и вынуждены начинать все сначала? Я давал ей кое-какие деньги, заработанные по случаю физической работой, которую ты так презирала. Но в конце концов она была вынуждена согласиться на государственную помощь по безработице. Будучи гордым человеком, мать с трудом мирилась с этим подаянием, — сказал Мартин, разговаривая как бы сам с собой. — Через какое-то время она нашла себе работу, тоже в большом поместье. Такие работящие женщины, как моя мать, всегда находят себе занятие. — Глаза Мартина отливали стальным блеском. — Но это было уже не то. Она никого не знала там и была уже не в том возрасте, чтобы заводить новых друзей. К тому же я уехал в Австралию. У нее в итоге пропал интерес к жизни. Если прибавить к этому плохое питание, экономию на отоплении и так далее, то ничего удивительного в том, что через два года наступил конец. Она умерла от сердечного приступа.
— О, Мартин, мне очень жаль, — тихо сказала Абби.
Он обернулся к ней, его голубые глаза были полны муки.
— Правда? — хрипло спросил Мартин.
Она почувствовала горечь и обвинение, прозвучавшие в его вопросе.
— Боже мой, Мартин, неужели ты винишь меня в смерти твоей матери? — спросила шокированная женщина. — Ты поэтому заварил сегодня всю эту кашу?
— Я сам не знаю, в чем я тебя обвиняю! — сердито проговорил он. — Может, в том, что, несмотря на прошедшие годы, я все еще хочу тебя!
Абигайль стояла ошеломленная. Он грубо схватил ее, рывком поднял с дивана и заключил в объятия в диком, неконтролируемом порыве. Он целовал ее с какой-то первобытной, животной страстью — точно так же, как это было в самый первый раз.
