Как ни странно, съела она все. Даже недоуменно посмотрела на опустевшую посуду, все как-то быстро исчезло с тарелок. Она еще минут пять просто посидела за столом, потом собрала и помыла посуду, смахнула крошки с клеенчатой ажурной кухонной скатерти. Стрелки часов ползли по кругу, неумолимо приближая назначенный час. Оксана решила, что выйдет в половине двенадцатого. До парка минут двадцать на троллейбусе, потом пешком по пешеходному мостику. За оставшиеся десять минут она успеет и положить деньги на скамеечку, и вернуться на остановку. Ей же запрещено даже пытаться узнавать, кто ее шантажирует, а играть в ее положении в Мата Хари она не может. И не желает. Зачем рисковать семейным благополучием?
Оксана вытащила из сумочки тугую спрессованную пачку денег в банковской упаковке. Сто штук номиналом по сто долларов. Маленький невзрачный брикетик бумаги. Только бы он решил проблему. Но не будешь же его оставлять просто так, вдруг он не дойдет до адресата? Любой прохожий, увидев пачку денег, положит ее в карман. Хотя кто в это время будет бродить в заснеженном парке? Аттракционы не работают, все закрыто на зиму. Лыжники катаются в глубинке, среди подпирающих небо сосен. Она просто завернет деньги в полиэтиленовый пакетик, чтобы они не намокли в снегу, и положит в пустую обувную коробку. Многие горожане в таких коробках выносили на улицу своих умерших домашних питомцев. И шантажисту будет легче заметить, как она оставит коробку, и шансов на то, что деньги дойдут, намного больше. Только бы быстрее отделаться от всей этой гадости. Хорошо, что Валеры нет дома. Он бы непременно заметил, в каком она взволнованном состоянии. И что она пытается сейчас все предугадать, тоже неправильно. Наверняка за ней будет вестись слежка, и, куда бы она ни положила сверток, хоть большой, хоть маленький, его непременно подберет именно тот человек, которому он предназначен. Уйти на сторону он не сможет, слишком безлюдное место. Она мысленно отругала себя. Обычно Валера в таких случаях всегда говорил, что она строит иллюзии парадоксальных тенденций. Бессмысленный набор слов, означающий бессмысленность ее попыток предусмотреть все заранее.
Она настолько погрузилась в себя, что негромкий телефонный звонок заставил вздрогнуть.
— Слушаю, — стараясь выровнять обрывающийся от испуга голос, еле выговорила она. В трубке висело молчание, изредка прерывающееся специфическим телефонным треском. — Алло, вас не слышно, — немножко громче, чем положено, повторила Оксана. В ответ опять не раздалось ни звука. Она не выдержала: — Идите к черту! — и хлопнула трубку на аппарат. Отчего-то стало нехорошо, все тело покрылось гусиной кожей, и передернуло, как в ознобе. — Кажется, я превращаюсь в психопатку, — негромко произнесла она, стараясь успокоиться. — Голубушка, возьми себя в руки, в противном случае тебе скоро светит прямая дорога в местное отделение Кащенко, в палату номер шесть.
Телефон затрещал снова. Оксана смотрела на него, как испуганный зверек. Предчувствие чего-то нехорошего, что несет с собой этот звонок, охватило ее со страшной силой. Может, не стоит брать трубку? Позвонят-позвонят — и перестанут. Мало ли куда она могла отлучиться? Ну, нет ее, была — и вся вышла. Телефон замолчал, но через минуту затрезвонил по новой.
А в принципе почему она шарахается? Мало ли почему никто не ответил? Бывали же раньше случаи, когда родственники не могли дозвониться. А она сразу грубить. Ну что у нее за характер, всегда предполагать самое плохое. У мамы в школе такой допотопный аппарат…
Но голос, усиливший ее и без того тревожное состояние, был ни на чей знакомый не похож. Какой-то безжизненный, автоматический, словно говорил не человек, а механическая машина. Он не стал ждать ответа, просто продиктовал свои инструкции по передаче денег и отключился. Оксана еле смогла понять, что ее будут ждать позже, в пять вечера, и заберут деньги у нее лично. На этом их общение закончится. К их обоюдному удовольствию.
Собиралась Оксана долго. Уже почти готовая к выходу, она оглядела себя в зеркало и нервно принялась стаскивать шубку, кокетливый берет и сапожки. Порылась в кладовке, вытащила старый китайский пуховик и валенки. Это то, что нужно. Где-то был еще бабкин пуховый платок, которым иногда пользовался Валера, если прихватывало поясницу. Оксана натирала его капсикамом, обвязывала этим платком, и боль быстро проходила. Она набросила платок на голову и неожиданно для себя чихнула. Запах мази пропитал его насквозь и намертво въелся в козий пух. Придется потерпеть, результат стоил этого. Оксана еле признала в пухлом, неряшливо одетом колобке себя. Особенно украшали ее серые толстые вязаные рейтузы с вытянутыми коленками и неопределенного болотного цвета пуховик. Она надвинула платок пониже к бровям и повязала поверх воротника. Спонтанно решила, что не хочет быть узнанной. В пять в парке уже довольно темно, и мало ли что с ней может случиться? А так — идет себе опустившаяся тетка, с которой взять нечего. И деньги в коробке тащить не надо, у пуховика огромные глубокие карманы. В них не то что брикетик банкнотов поместится, целый кирпич влезет. Она довольно улыбнулась своему отражению. Хватит с нее ночей без сна и нервных подскоков от любого шороха. Пусть только попробует подлец сунуться к ней еще раз. Она непременно найдет способ от него отделаться. Просто сейчас он застал ее врасплох и дал слишком мало времени, чтобы прийти в себя.
К вечеру похолодало, подул неприятный колючий ветер. Оксана порадовалась, что выбрала пуховик, ее шубку ветер просвистал бы насквозь. А так она стояла на заснеженной улице в удобных валенках, натянутых на толстые шерстяные носки, замотанная по самые брови в платок, — и не чувствовала холода. Час пик еще не наступил, и на остановке, кроме Оксаны, никого не было. Наконец с шумным фырканьем подъехал автобус, открыл двери, выпустил из теплого нутра влюбленную парочку. Почему Оксана решила, что это влюбленные, она и сама не знала. Может, по тому, как они смотрели друг на друга, по тому, как сияли ее глаза, или по тому, как заботливо поднял парень девушке воротник и, приобняв, заслонил от ветра. «Храни вас Бог», — неожиданно для себя прошептала она и даже перекрестила их удаляющиеся спины. Нет, она не была фанатично верующей, даже в церковь не ходила. Эти слова сами пришли к ней откуда-то из глубины подсознания, переданные памятью далеких предков на генном уровне.
Свободных мест в автобусе было больше, чем занятых. Оксана обрадовалась: можно посидеть и поглазеть в окно. Она удобно устроилась и тут же вспомнила бородатый анекдот о том, как женщина входит в переполненный автобус и спрашивает, есть ли джентльмены. «Джентльмены есть, но мест нет», — отвечает ей с характерным акцентом сидящий мужчина кавказской национальности. Сегодня ей повезло бы больше, есть и места и джентльмены, подумала Оксана. Ей стало смешно, и всю оставшуюся дорогу улыбка то и дело касалась ее губ. Сумерки незаметно и как-то стремительно сгустились, фиолетово отсвечивали вечерней темнотой в окна автобуса, разбавленные яркими пятнами зажегшихся фонарей и разноцветной неоновой рекламой. Неожиданно пошел густой, крупными хлопьями снег. Дорогу, дома, машины словно накрыло большим пушистым снежным облаком. Редкие пассажиры входили в салон, облепленные большими снежинками, неловко старались стряхнуть их с одежды еще на входе. Снег падал на ступеньки, на пол и в тепле таял, оставляя после себя небольшие лужицы.
