Хоть бы он принес эти проклятые костыли! Долго же он их ищет, дольше, чем Патрик и Нелли, если они вообще их искали. Она сразу заподозрила, что насчет костылей они приврали, лишь бы бросить их с Грегори в объятия друг друга.
Как долго его нет! Или ей это только кажется из-за того, что она осталась одна за столом? В его присутствии время летело…
Сердце ее забилось, когда сзади открылась кухонная дверь.
— Никаких костылей. — Он присел рядом с ней на скамейку.
— О! — Невероятно, но Патрик и Нелли, похоже, не сговаривались. — Извините за беспокойство.
— Никакого беспокойства. — Не совсем так: его беспокоило собственное неблагоразумие там, наверху. Он мог думать только о том, как понесет Эллис в постель, как она будет сопротивляться — и проиграет — на всем пути к спальне.
Глядя в сверкающие зеленые глаза Эллис, он вдруг подумал, что на самом деле ему следовало ухватиться за костыли, как утопающий хватается за соломинку.
Но отступать было поздно.
— Что ж, пора спать, — притворно зевнул он и, подхватив Эллис на руки, направился к лестнице.
Конечно же, она сопротивлялась и крыла его на чем свет стоит, но он этого почти не слышал и не ощущал. Легкая боль от ее кулачков, лупящих его по груди, не заглушала острого первобытного желания, охватившего его с неимоверной силой…
Он посмел схватить ее на руки и уложить в постель, невзирая на ее протесты! Каков нахал! И неизвестно, чем бы это закончилось, если бы не его обещание деду. Теперь Эллис понимала, что возмутивший ее мужской договор, возможно, спас ее… Спас? От чего? По крайней мере, не от собственного почти невыносимого желания, заставившего ее проворочаться всю ночь. Заснула она только под утро.
А чуть свет ее разбудили новые в этом доме звуки. За дверью, ведущей в ванную комнату, плескалась вода и кто-то насвистывал веселую мелодию. Понятно. Грегори Маршалл уже в душе.
Она нахмурилась, испытывая сильное раздражение. Сейчас этот нахал выльет на себя всю горячую воду. Однако даже досада не могла подавить ее воображения, представлявшего его намыленное тело под горячими струями — мокрое, мускулистое, мужественное.
Она приложила немало усилий, освобождаясь от этого миража, и попыталась сосредоточиться на других вещах. Бодрая мелодия свидетельствовала, что он отлично выспался. Эллис с остервенением накрыла голову подушкой — она-то не выспалась и была сейчас совсем разбита.
Вывихнутая лодыжка болезненно пульсировала всю ночь. А все ее тело испытывало влечение к мужчине, виновному в вывихе. Ее заполняло желание.
Его не было с тех пор, как она уступила Нику. Думающий лишь о себе, он оказался не очень-то приятным любовником. И больше ее не тянуло в мужские объятия. А теперь вот в ее ванной поет голый Грегори…
Она прогнала эту мысль, скинула с головы подушку и услышала, что Грегори завернул кран. Воображение снова встрепенулось, нарисовав картину того, как он обтирается полотенцем. Оно трется о его мускулистую грудь, плоский живот, его…
С завтрашнего утра я буду просыпаться первой и первой принимать душ!
Через двадцать минут, стиснув зубы от непереносимой боли, она допрыгала на одной ноге до кухни. Мокрые волосы она собрала в привычный конский хвост и натянула столь же привычные джинсы и ковбойку. Распухшая лодыжка не влезла в сапог для верховой езды, и она надела мокасины.
Боб и Джим дремали под столом, за которым Патрик и Грегори пили кофе. Грегори был в джинсах и синей рубашке. Нелли суетилась у плиты. Как если бы уже была замужем за дедом.
— Доброе утро, девочка. — Дед широко улыбнулся ей. — Хорошо спала?
— Плохо. — Спать она будет, когда докучливые гости уберутся домой. Она заметила, что Нелли украсила кухонный столик маленькой вазой с полевыми цветами. Что это она вынимает из духовки? Бисквиты. А что, что там шипит на плите? Подлива. Любимый завтрак деда.
— С вашей щиколоткой не следует ходить, — нахмурился Грегори. — Сядьте и поднимите повыше ногу.
Эллис проигнорировала непрошеный совет и запрыгала в сторону кофейника.
Нелли преградила ей дорогу и мягко сказала:
— Пожалуйста, садитесь и дайте отдых ноге, Эллис. Я обслужу всех. Вы какой кофе предпочитаете?
— Черный, как грех, — ответила Эллис, желая сказать, что кухня принадлежит ей и бабушке Мэри, а не Нелли. Нечего ей суетиться тут.
Продолжая улыбаться, Нелли налила кофе в чашку и попросила:
— Грегори, помоги, пожалуйста, Эллис сесть.
— Я не нуждаюсь в помощи, миссис Маршалл. — Эллис ухитрилась сделать короткий шаг к столу и скривилась от боли.
Грегори вскочил на ноги, сделал три гигантских шага и подхватил ее на руки.
— Вам явно не хватает здравого смысла, Эллис, — упрекнул он ее.
— Верно, черт возьми, — согласился Патрик.
Эллис молча смирилась с насильственным переносом. Да и не могла она говорить, прижатая к сильному телу Грегори, вдыхая запахи кастильского мыла и лимонного крема для бритья. Холодный душ успокоил ее, но от крепких мужских объятий она снова запылала.
Его волосы были еще влажными, и упавший на лоб золотистый завиток напомнил ей почему-то их рыжего жеребца. Пришлось снова перевести дух, когда он усадил ее на стул рядом с собой.
— Дед, — позвала она, как только смогла говорить, — эти костыли должны быть на чердаке. Знаю, ты их уже искал, и Грегори, но…
— Он тоже искал? — поперхнулся Патрик.
Грегори, честно глядя в озабоченные глаза старика, подтвердил:
— Да, искал, но их нигде нет.
— Не посмотришь еще раз, дед?
Подняв на лоб одну кустистую бровь, Патрик обратился к Грегори:
— Не поможете мне поискать их?
— Конечно.
Они вышли из кухни и поднялись на чердак. Опираясь на балку, Патрик широко ухмыльнулся, показывая пальцем на костыли.
— Почему вы их не заметили, Грегори?
— Из уважения к своей бабушке и хозяину дома, наверное.
— А не потому, что вам понравилась моя девочка?
— Нелли следовало бы сказать вам, что я противник брака, — пожал он плечами.
— Она сообщила мне об этом по телефону, как и я ей о том, что Эллис слишком горяча, горделива и упряма, чтобы быть покорной женой кого бы то ни было. Она противится знакомству с мужчинами с тех пор, как один из моих ковбоев разбил ей сердце.
— Тогда что же вы пытаетесь свести нас? — И Грегори закатил глаза.
— Надежда вечна, сынок. Вы не можете отрицать, что у вас много общего: вы оба любите лошадей и оба пугаетесь затруднительных положений, оба горячие, оба гордые и упрямые.
— Я не против женского пола, но избегаю серьезных увлечений.
