Ворвавшись в комнатку, где царил естественный для таких случаев организационный беспорядок, Дорис пробормотала: «Тысяча извинений!» — и бросилась к вешалке с моделями.
— Дорис! Мы уж думали, ты не придешь!
— Не беспокойся, Лиз, — успокоила подругу Дорис. — Флоренс только начала свое длинное вступительное слово, и у меня еще есть минут пять.
Дорис быстро надела короткую шелковую комбинацию, поверх ее — вызывающе экзотический костюм для отдыха, распустила стянутые до того в узел волосы так, чтобы они небрежно спадали на плечи, несколькими умелыми движениями подкрасила глаза, подрумянила щеки и обвела яркой помадой контур губ.
— Порядок!
Быстрый взгляд в зеркало, отработанная улыбка на лице. Остается лишь сунуть ноги в лакированные туфли на шпильках. Теперь можно спокойно и с достоинством ждать, пока ее не вызовут на подиум.
Заводная и темпераментная от природы, Флоренс была идеальным аукционистом. Она дирижировала действом с вдохновением истинного человека искусства, и публика, разгоряченная шампанским, все азартнее включалась в борьбу за очередной предмет торгов.
Дорис привычно совершала проход, делала финальный разворот на триста шестьдесят градусов и проскальзывала в комнату для переодеваний, чтобы быстро, но без суеты сменить наряд. Простая, но элегантная одежда повседневной носки уступила свое место изощренным изыскам деловых костюмов, после чего настал черед вечернего платья.
Музыка зазвучала приглушеннее, азартные выкрики Флоренс стихли, и на подиум в фантастически прекрасном, словно для нее одной сшитом, платье выплыла Дорис. С грацией балерины она продефилировала по дорожке, не забывая через каждые три метра делать разворот, а потом обернулась лицом к публике и краем глаза заметила стоящую чуть в отдалении стройную мужскую фигуру.
Феррери?! Какого черта он здесь делает?!
Восхитительно мужественный в своем темном костюме‑тройке с бледно‑голубой рубашкой и красно‑синим шелковым галстуком, он казался в этом женском царстве пришельцем из иного мира.
Дорис на секунду поймала его взгляд и тут же поспешила переключить свое внимание на зал.
— Двести пятьдесят! — объявила Флоренс.
— Четыреста!
Словно привязанные к одной веревочке, головы женщин моментально повернулись в направлении низкого мужского голоса, и Флоренс, с ее находчивостью и отменным чувством юмора, немедленно перевела конфуз в русло юмора.
— Дорогие мои, сегодня нам оказана совершенно исключительная честь. Для тех, кто не читал утренних газет, объявлю один из заголовков: «Рикардо Феррери и Дорис Адамсон преподносят сюрприз!» Мы с вами присутствуем при продолжении этого сюрприза. Ну, леди, — она подняла молоток, — кто‑нибудь рискнет вступить в состязание с мистером Феррери?
— Четыреста пятьдесят!
— Шестьсот!
Дорис клокотала от бешенства, и ей с трудом удавалось сохранять на лице улыбку.
— Семьсот! — крикнула одна из женщин.
— Тысяча! — спокойно сказал Рикардо и лишь приподнял бровь на возглас всеобщего изумления.
И снова он хозяин положения, в ярости подумала Дорис. Теперь уж точно будет море сплетен, а газеты все это переврут и перекрасят. И откуда он только взялся, чтоб ему провалиться на этом месте!
— Тысяча сто!
— Тысяча двести! — крикнул женский голос, и тут же другой прибавил еще две сотни долларов.
Ну и ну! Это уже был не цивилизованный торг, а самая настоящая схватка гладиаторов.
— Две тысячи! — хладнокровно провозгласил Рикардо, и в зале наступила тишина, прерываемая лишь редким шепотом.
Неужели финиш, беспокойно подумала Дорис. Наверняка. Заплатить десятикратную цену от реальной стоимости наряда — это многовато даже для самых эксцентричных посетительниц аукционов.
— Продано! — объявила Флоренс и облегченно ударила молотком по столу. — Благодарю вас, мистер Феррери… Ну, леди, а теперь вас ждет сюрприз.
Флоренс выдержала паузу, щекоча нервы зрительниц.
— Все, что мы носим, по большому счету служит одной‑единственной цели — привлечь внимание любимого мужчины. А потому для финала мы оставили серию спальных аксессуаров. Могу заверить: если милый увидит вас в этом наряде… — Флоренс обвела публику насмешливым взглядом, — …то давление у него подскочит до космических высот.
Дружный хохот в зале лишний раз показал, что зрительницы дошли до нужной кондиции.
Баснословно дорогие авторские наряды для будуаров из шелка и кружев и в самом деле были апофеозом сегодняшней распродажи с одним‑единственным «но»: выйти в таком наряде на сцену было все равно, что прогуляться по подмосткам в бикини. Более того, купальник, пожалуй, производил менее пикантное впечатление.
Дорис была в отчаянии. Отказаться от выхода она не могла — на каждую из манекенщиц было по модели. Кроме того, капитулировать ей не позволяла гордость. Получалось, что Рикардо опять брал верх.
Дорис достались ночная сорочка из тончайшего шелка и пеньюар из атласа персикового цвета, выполненный с таким изяществом, что вполне мог сойти за вечернее платье. Чтобы в полной мере продемонстрировать присутствующим дамам интимную прозрачность ночной сорочки, Дорис по сценарию сбрасывала халат и совершала еще один проход в совершенном неглиже.
Вздернув подбородок выше обычного, Дорис вышла на подиум и медленно двинулась по дорожке, стараясь не смотреть в сторону Рикардо.
— А теперь мы посмотрим, что скрывается под пеньюаром, — провозгласила Флоренс, но Дорис лишь отрицательно качнула головой и чарующе улыбнулась.
— Я, как женщина, предпочитаю до конца оставаться загадкой, Флоренс, — шутливо, в тон ведущей, бросила Дорис.
Зал одобрительно рассмеялся и зааплодировал.
Дорис приходилось следить, чтобы полы пеньюара не распахнулись и не выставили на всеобщее обозрение и обозрение Рикардо лишь символически прикрытые полупрозрачным шелком пики ее грудей. Она небрежно тряхнула головой так, что волосы тяжелой волной упали на плечи, затем, чуть приподняв края пеньюара, сделала несколько разворотов на дорожке, демонстрируя стройные, покрытые легким золотистым загаром ноги, и скрылась в раздевалке, хотя по жестким правилам аукциона следовало остаться на подмостках до конца торга.
— Тысяча долларов!
Никто не видел, какой яростью блеснули глаза Дорис, когда она услышала этот уверенный, тягучий мужской голос, а вслед за ним кокетливую реплику совершенно распалившейся Флоренс. Ощущая на себе заинтригованные взгляды находившихся в комнатке подруг‑манекенщиц, Дорис быстро переоделась в обычную одежду и снова стянула волосы в тугой узел.
