Миссис Брэйтуэйт сама открыла дверь.
— Ну вот! — воскликнула она. — Я ждала вас. Получила вашу открытку, в которой вы сообщили, что сегодня будете у нас проездом из Дьеппа. А ведь вы до последней минуты не собирались к нам, правда? Нет — так я и думала. Помните, куда положить вещи? Кажется, за последний год у нас ничего не изменилось.
Миссис Брэйтуэйт ни на мгновение не умолкала и все время посмеивалась. Эта молодая женщина была вдовой, ее муж умер два года назад. Среднего роста, румяная и жизнерадостная, с сияющей кожей и черными блестящими волосами, что говорило об отличном здоровье, в этот вечер она надела длинное платье из тонкого, цвета кротовой шерстки, атласа.
— Как мило, что вы не забыли нас, — вспомнив о приличиях, проговорила она в конце концов и, заметив его взгляд, расхохоталась над своей попыткой соблюсти формальности.
Она привела Куттса в маленькую, жарко натопленную комнату, необычную из-за черных портьер и драпировок со сверкающим индийским узором и мерцающих в темноте индийских ваз. Румяный пожилой господин с совершенно седыми волосами и бакенбардами неловко поднялся на ноги и протянул Куттсу руку. Несколько странным казалось радушное выражение на смущенном, озадаченном лице, мимика которого не обещала разнообразия из-за очевидной старческой немощи. С жаром тряся руку молодого человека, господин как будто вступал в противоречие с собственным согнутым и трясущимся телом.
— Ах, как же-как же, мистер Куттс! Хм — ах. Нуте-с, как поживаете — хм? Присаживайтесь, присаживайтесь. — Старик вновь поднялся, раскланялся и показал рукой на стул. — Ах, ну ладно, как поживаете?.. Что? Налейте себе чаю — налейте, налейте, вот поднос. Лора, позвони, чтобы заварили свежий чай для мистера Куттса. Нет, я сам.
Неожиданно он вспомнил о галантных манерах своего времени и тотчас забыл о возрасте и неуверенности в себе. Не без труда поднявшись, он направился было к сонетке.
— Я уже позвонила, Питер, чай сейчас принесут, — громко и отчетливо проговорила его дочь. Мистер Кливленд вновь с облегчением плюхнулся в кресло.
— Знаете, меня начинает беспокоить ревматизм, — доверительно произнес он. Миссис Брэйтуэйт взглянула на молодого человека и улыбнулась. Старик продолжал что-то бормотать. Судя по всему, он понимал, что говорит с гостем, но кто этот гость не имел ни малейшего представления. На месте Куттса мог быть любой другой молодой человек.
— Вы не поставили нас в известность о своем отъезде. Почему? — спросила Лора в своей особой манере, то ли смеясь над Куттсом, то ли упрекая его. Куттс ответил ей ироничным взглядом, и она сделала вид, будто ее заинтересовали крошки на скатерти.
— Не знаю, — ответил он. — Почему мы поступаем так, а не иначе?
— Ну, уж я-то точно не знаю. Почему? Наверно, потому что нам так хочется, — проговорила Лора со смешком. Происходящее ее веселило, несмотря на все ее благоразумие.
— Питер, почему мы поступаем так, а не иначе? — вдруг повысив голос, обратилась она к старику, не сводя смеющегося взгляда с Куттса.
— Ах — почему мы поступаем так, а не иначе? С чем мы так поступаем? — отозвался, тоже смеясь, старик.
— Ну… вообще, со всем.
— А? Ах! — Его словно озарило, и он был доволен. — Это трудный вопрос. Помнится, когда я был моложе, мы часто спорили о Свободе Воли — жарко спорили…
Он опять засмеялся, и Лора засмеялась, а потом громко сказала:
— Ах! Свобода Воли! Мы и вправду решим, Питер, что ты passé[8], если уж вспомнил о ней.
На мгновение мистер Кливленд смутился. Потом, как будто найдя ответ, повторил:
— Почему мы поступаем так, а не иначе? Действительно, почему мы поступаем так, а не иначе? Полагаю, — продолжал он убежденно, — потому что не можем иначе. А? Что?
Лора хохотнула. Куттс раздвинул губы в усмешке.
— И я так думаю, Питер, — громко проговорила Лора. — Вы все еще помолвлены со своей Констанс? — с некоторой иронией спросила она Куттса.
Куттс кивнул.
— И как она? — поинтересовалась вдова.
— Надеюсь, хорошо — разве что ее расстраивает мое отсутствие, — сквозь зубы проговорил Куттс. Ему было неприятно причинять боль невесте, и тем не менее он это делал.
— Знаете, она мне всегда напоминала Банбери[9] — я называю ее вашей мисс Банбери. — И Лора засмеялась.
Куттс промолчал.
— Нам очень не хватало вас первое время, — проговорила Лора, вспомнив о вежливости.
— Благодарю вас, — отозвался он.
У нее вырвался шаловливый смешок.
— Когда наступал вечер пятницы, — сказала Лора. — Ой, сегодня ведь пятница, — торопливо произнесла она. — Как всегда, придет Уинифред — сколько вас не было? десять месяцев?
— Десять месяцев, — подтвердил Куттс.
— Вы поссорились с Уинифред? — неожиданно спросила она.
— Уинифред никогда ни с кем не ссорится.
— Пожалуй, вы правы. Тогда почему вы уехали? Знаете, я никак не могу вас разгадать — и не успокоюсь, пока не разгадаю. Вам это неприятно?
— Приятно, — ответил он с коротким смешком.
Лора тоже рассмеялась, но потом вновь посерьезнела, напустила на себя важность.
— Как мне разобраться в вас — и в Уинифред? Вы под стать друг другу! Однако настоящая загадка — это вы. Когда ваша свадьба?
— Не знаю… Когда я буду достаточно обеспечен.
— Я пригласила Уинифред на сегодня, — призналась Лора. Их взгляды встретились.
«Почему столько иронии? Я нравлюсь ей?» — мысленно спрашивал себя Куттс. Однако Лора выглядела слишком веселой и довольной — она явно не страдала.
— Уинифред совсем ничего мне не рассказывала.
— Нечего и рассказывать, — отозвался Куттс.
Несколько минут Лора пристально вглядывалась в него. Потом встала и вышла из комнаты.
Приехала немка, с которой Куттс был немного знаком. В половине восьмого появилась Уинифред Варли. Куттс слышал, как учтивый старый джентльмен здоровался с ней в холле, слышал, как она отвечала ему тихим голосом. Когда она переступила порог комнаты и увидела его, то испытала потрясение, которое не укрылось от Куттса, но которое она, как могла, постаралась скрыть. Ему тоже было не по себе. Помедлив пару мгновений в дверях, Уинифред Варли сделала несколько шагов навстречу Куттсу и пожала ему руку, не произнося ни слова, но и не сводя с него испуганного взгляда голубых глаз. Она была среднего роста, довольно крепкая, с белым непроницаемым лицом без тени улыбки. Двадцати восьми лет, блондинка. В длинном белом платье, подол которого все же не касался пола. У нее были сильная, несколько массивная шея и тяжелые белые прекрасные руки, а в голубых глазах таилась страсть. Когда она отвернулась от Куттса, кровь бросилась ей в лицо, и он, заметив, как у нее порозовели плечи и шея, тоже вспыхнул.
