ни подтвердит мои слова.
— И что потом? — усмехнулся Константинос. — Чего бы ты хотела? Чтобы я перевел круглую сумму на твой счет?
— Было бы неплохо, — едко сказала Лена, не желая показывать, как сильно ранит его холодность.
Константинос долго молчал.
— Я не женюсь на тебе, — наконец изрек он.
Лена отшатнулась.
— Я тоже этого не желаю.
Мысль о браке даже не приходила ей в голову. Какая женщина в здравом уме захочет связать свою жизнь с таким, как он?
— Я серьезно, Лена. Велика вероятность того, что я отец, но я никогда не женюсь на тебе, так что выброси эту мысль из головы.
— Я только что сказала, что не хочу выходить за тебя замуж, так что перестань тешить свое самолюбие. Может, ты и богат, как Мидас, но ты не та добыча, за которую себя выдаешь. — Лена встала, намереваясь уйти. — Ты меня уволишь?
— Нет, но…
— Можешь не продолжать, если ты не собираешься меня увольнять, я вернусь к работе.
— Ты никуда не уйдешь. Мы не закончили разговор.
— По-твоему, ходить по кругу, обмениваясь любезностями, — это разговор? — произнесла Лена сдавленным голосом, стараясь сдержать слезы. — Можем поговорить завтра, когда оба успокоимся, посмотрим, сможем ли мы найти общий язык. Но если ты не готов признать, что ребенок твой без теста, и продолжишь нападать на меня, тогда нам нет смысла даже пытаться. Поговорим после рождения ребенка.
Константинос промолчал, но его мрачное, напряженное лицо говорило само за себя.
Лена ушла из номера, и Константинос, не меняя положения, просидел в кресле не меньше часа, прокручивая в голове каждое слово их разговора. Он нападал на нее, сознательно причинял боль, желая вывести на чистую воду, но Лена не выдала себя.
Эта удивительная женщина либо превосходная актриса, либо говорит правду, и ребенок действительно от него.
Константинос сменил позу и откинул голову назад. Глядя в потолок, он вспомнил, как двенадцать лет назад в последний раз был с Кассией. Она посмотрела ему в глаза и сказала, что любит его и что все в порядке.
В глубине души он знал, что Кассия лжет, но предпочел поверить. День их свадьбы уже приближался. Они даже выбрали кольца и отдали их Тео на хранение. Константинос давно перестал задаваться вопросом, носит ли Тео его кольцо или купил другое. Время стерло боль, но не предательство — оно ощущалось так же остро, как в тот день, когда это произошло.
Не похоже, что Лена лжет…
Константинос вспомнил, как неохотно она приподняла край свитера, чтобы показать ему аккуратный, едва заметный живот. И все же не стоит принимать все, что она говорит, за чистую монету.
Он достал из сумки ноутбук и начал поиск. В социальных сетях Лена вела себя гораздо более сдержанно, чем большинство людей ее возраста, и поэтому поискал «компромат» в профилях других сотрудников ледяного отеля. Константинос уже знал, что здешний коллектив очень общительный, любит выпить и повеселиться, так что ему пришлось просмотреть много фотографий. Лицо Лены мелькало редко, ни одного компрометирующего кадра.
Отодвинув ноутбук в сторону, Константинос провел ладонью по волосам. У него было два варианта. Придержать цинизм до рождения ребенка, а затем договориться с Леной после того, как тест на отцовство подтвердит то, что подсказывало ему чутье. Или смириться с тем, что она носит его ребенка.
Сплетни распространились по ледяному отелю быстрее, чем лесной пожар, Лена то и дело ловила на себе любопытные взгляды. Все знали, что генеральный менеджер провела два часа в домике мистера Сиописа. Она могла догадываться, чем, по их мнению, они занимались.
Лена постаралась сосредоточиться на работе, но тщетно. Жестокие слова Константиноса не выходили у нее из головы. Чтобы отвлечься, она взяла телефон со стола и позвонила.
— Лена! — воскликнул Том, когда взял трубку. — Какой приятный сюрприз!
На заднем плане плакал ребенок, от чего у нее защемило сердце.
— Извини за беспокойство, — сказала Лена.
— Что ты! Рад тебя слышать! Как у тебя дела?
— Отлично… Как там Нуми? — спросила она, имея в виду плачущего ребенка, появление на свет которого побудило Тома и его жену Фрею уволиться из отеля и переехать в Стокгольм.
После нескольких минут общения Лена, наконец, нашла возможность задать волнующий ее вопрос.
— Помнишь Аннику?
— Конечно. Почему спрашиваешь?
— Мне просто интересно, помнишь ли ты, почему ее уволили. Это было до меня, и до меня дошли лишь слухи, так что я подумала, ты должен знать правду.
— Ее уволили за грубую халатность.
— Но я слышала, что ее уволили из-за беременности.
Том фыркнул:
— Полная чушь, но я понимаю, почему люди могли в это поверить. Мистер Сиопис приказал не разглашать обстоятельства ее увольнения в целях сохранения репутации. Почему это тебя волнует?
— Просто любопытно. В любом случае спасибо, что рассказал. Больше не тревожу.
Повисло молчание, затем Том предложил:
— У нас с Фреей есть свободная комната, если тебе это понадобится. Если будет что-то нужно, звони, хорошо?
От искреннего сочувствия в голосе Тома и осознания того, что она не так одинока, как ей казалось, слезы потекли по щекам. Закрыв лицо руками, Лена разрыдалась.
Когда слезы иссякли, она почувствовала себя немного лучше.
Худшее позади. Константинос знает о ребенке. У нее все еще есть работа, а значит, пора возвращаться к обязанностям. Отсморкавшись и освежив макияж, Лена разбудила компьютер и ушла с головой в работу.
Было уже восемь вечера, когда Лена закончила. Измученная во всех смыслах слова, она встала на лыжи и поплелась по снегу к своему домику в дальнем конце комплекса. Проходя мимо гостевых коттеджей, она старалась смотреть прямо перед собой, чтобы не искать глазами окна Константиноса.
Оказавшись в безопасности в теплых пределах своего уютного жилища, она подумала о еде. За весь день она почти ничего не ела. Аппетита не было, и она решила сначала принять душ, а потом решить, хватит ли у нее сил дойти до столовой для персонала.
После душа Лена надела теплую пижаму, поверх нее — толстый кремовый халат, и без энтузиазма уставилась на готовые блюда, наполняющие крошечную морозилку. Не успела она решить, что разогреть — макароны с сыром или спагетти с фрикадельками, как в дверь резко постучали…
Когда дверь не открыли, Константинос постучал снова, зная, что она у себя.
Когда Лена, наконец, открыла, его сердце замерло.
— Можно войти?
Она замешкалась, прежде чем отступить, чтобы впустить его. Пока он снимал верхнюю одежду, Лена не сводила с него настороженного взгляда.
Может быть, оттого, что
