…если нечто следует делать,
пройдя обучение, то учимся мы, делая это…[1]
Аристотель
…О нас, о горсточке счастливцев, братьев.[2]
У. Шекспир
Когда солнце опустилось к горизонту, роняя на землю последние лучи, дети собрались вместе, чтобы послушать продолжение сказки. Старику казалось, что их взволнованные лица и сияющие глаза наполняют комнату светом. Теперь, после того как на землю спустились сумерки, он продолжит рассказывать историю, начатую дождливым вечером накануне.
В камине потрескивал огонь, заглушая другие звуки, а старик, потягивая вино, подыскивал нужные слова.
— Ну вот, вы уже слышали начало. О Хойте Колдуне и ведьме. О том, откуда берутся вампиры, и о том, как ученый и человек, который умеет менять облик, пришли из страны Гилл в Ирландию через Пляску Богов. Вы знаете о смерти Кинга, а также о том, как к избранным присоединился воин.
— Они собрались вместе, — сказал один из малышей, смотревших на старика во все глаза, — чтобы сражаться и спасти все существующие миры.
— Совершенно верно — именно так и случилось. Этим шестерым храбрецам боги — их вестницей стала Морриган — поручили биться с армией вампиров, во главе которой стояла их тщеславная королева Лилит.
— Они победили вампиров в бою, — сказал один из детей, и старик понял, что малыш представляет себя одним из шестерки отважных, поднимающим меч или дротик, чтобы поразить зло.
— Это правда. Так все и было. В ночь, когда обручились маг и ведьма, в ночь, когда они поклялись друг другу в любви, обретенной в это ужасное время, круг шести отбил нападение демонов. Они были бесстрашны и мужественны. Но это была лишь первая битва, и случилась она в самый первый месяц из трех, отпущенных им богами, чтобы спасти миры и человечество.
— А сколько существует миров?
— Их невозможно сосчитать, — ответил старик. — Их так же много, как и звезд на небе. И всем им грозила опасность. Если шестерка отважных потерпит поражение, миры изменятся — подобно тому, как человек превращается в демона.
— А что было дальше?
Старик улыбнулся; огонь камина отбрасывал тени на его суровое лицо, изборожденное морщинами.
— Сейчас расскажу. Ночь битвы закончилась, наступило утро — ход времени не остановишь. Ласковое, туманное утро, тихое после ночной грозы. Дождь смыл кровь — и людей, и вампиров, — но земля была обожжена в тех местах, где ее касались огненные мечи. Ворковали голуби, звенел ручей. Мокрые от дождя цветы и листья блестели в мягком утреннем свете.
Именно за это, — сказал старик, — за эти милые и понятные вещи они и сражались. Потому что умиротворение и покой человеку нужны не меньше, чем слава.
Он глотнул вина, потом отставил бокал.
— Шестеро смелых собрались вместе, чтобы сохранить все это. А теперь им предстояло отправиться в путь.
Клэр
Первый день сентября
Прихрамывая, Ларкин шел по дому, в котором стояла гробовая тишина. Воздух наполнял аромат многочисленных цветов, собранных к обряду обручения, состоявшемуся накануне вечером.
Кровь отмыли, оружие отчистили. Все выпили за Хойта и Гленну пенистого вина, закусили пирогом. Но улыбки не могли скрыть ужасных воспоминаний о ночной битве, которую никто не ждал.
Сегодня, предположил он, все будут отдыхать и готовиться к новым сражениям. Ларкин с трудом заставлял себя не думать о тренировках. По крайней мере, вчера они дали достойный отпор врагу. Он прижал ладонь к ноющему бедру, пронзенному вражеской стрелой. Они доблестно сражались, уничтожив немало демонов.
На кухне Ларкин открыл холодильник и достал бутылку кока-колы. С тех пор как молодой человек отведал этот чудесный напиток, он стал заменять ему утренний чай.
Повертев бутылку в руке, он в очередной раз полюбовался удобным сосудом — гладким, прозрачным и прочным. Но скучать он будет по содержимому — когда вернется домой, в Гилл.
Теперь Ларкин был готов признать, что не поверил сначала своей сестре Мойре, когда она рассказывала ему о богах и демонах, о предстоящей войне за спасение миров. Он отправился с ней в тот день — печальный день, когда похоронили ее мать, — лишь для того, чтобы охранять девушку. Она была не только его родственницей, но и другом, и ей предстояло стать королевой Гилла.
Каждое слово, произнесенное Мойрой в нескольких шагах от могилы матери, оказалось правдой. Они отправились к Пляске Богов, встали в центр круга. И все изменилось.
Не только время и место, размышлял он, открывая бутылку и делая первый бодрящий глоток. Изменилось все. Они стояли под лучами полуденного солнца в Гилле, а через мгновение на них обрушились свет, рев и ветер.
А потом их окружила ночь — в Ирландии, которую Ларкин всегда считал сказочной страной.
Не только время и место, размышлял он, открывая бутылку и делая первый бодрящий глоток. Все. Они стояли под лучами полуденного солнца в Гилле, а через мгновение на них обрушились свет, ветер и рев.
Затем их окружила ночь — в Ирландии, которую Ларкин всегда считал сказочной страной.
Он не верил в сказки и в чудовищ и, несмотря на свой дар перевоплощения, с подозрением относился к магии.
Теперь приходилось признать, что магия существовала. А также Ирландия и чудовища. Эти твари набросились на них, выскочили из лесной чащи — с горящими глазами и острыми клыками.
У них был человеческий облик, но они не были людьми.
Вампиры.
Они питались людьми. А теперь под предводительством своей королевы намеревались уничтожить мир.
Ларкин здесь для того, чтобы остановить их любой ценой. Его прислали сюда боги, поручив спасти миры, населенные людьми.
Он лениво поскреб заживающее бедро и подумал, что вряд ли сможет спасти человечество на голодный желудок.
Отрезав ломоть пирога, чтобы закусить утреннюю порцию кока-колы, он слизнул прилипшую к пальцу пудру. До сих пор ему удавалось уклоняться — под разными предлогами — от уроков кулинарии, которые давала Гленна. Откровенно говоря, он любил поесть, но стряпать — это совсем другое.
Ларкин был высоким, стройным молодым мужчиной с густой гривой вьющихся волос, каштановых с рыжеватым оттенком. Его глаза были почти такого же цвета, как и волосы, — огромные, как у Мойры, и такие же проницательные. Широкий, подвижный, всегда готовый разъехаться в улыбке рот, умелые руки и легкий нрав.