Марисса Мейер - Сбои

— Ты готова встретиться со своей новой семьей?

Она оторвала взгляд от окна, где снег нагромождался на бамбукових ограждениях, а приземистый андроид расчищал путь через слякоть, и посмотрела на человека, сидевшего напротив нее. Хотя он был добр к ней на протяжении всей их поездки — два полных дня проведенные между хувером, поездом на магнитной подвеске, двумя пассажирскими судами, и еще одним хувером, он все еще имел нервную улыбку, которая делала ее непоседой.

Плюс, она постоянно забывала его имя.

— Я не помню старую семью, — сказала она, поправляя тяжелую левую ногу так, чтобы она не торчала так далеко между их местами.

Его губы неловко скривились в выражении, которое, вероятно, должно было быть обнадеживающим, и это закончило их беседу. Его внимание переключилось к устройству, на которое он никогда не переставал смотреть, с экраном, который придавал зеленоватое свечение его лицу. Он не был очень старым человеком, но его глаза всегда казались уставшими и его одежда не соответствовала ему правильно. Хотя он был чисто побрит, когда впервые приходил претендовать на нее, сейчас он нуждался в бритве.

Она вернула взгляд на заснеженную улицу. Пригород был для неё таким людным и запутанным. Серия маленьких одноэтажных лачуг чередовалась с особняками с замороженной водой в фонтанах во дворе и красными черепичными крышами. Потом шел ряд кластерных загородных домов и захудалые квартирные комплексы, а затем ещё более крошечные лачужки. Все это выглядело так, будто кто-то просто взял жилье разного вида и расставил по сетке дорог, не заботясь о том, где что приземлиться.

Она подозревала, что ее новый дом совсем будет не похож на сельхозугодия, которые она оставила в Европе, но она была в таком туманном оцепенении, что не могла вспомнить многого перед поездкой на поезде. Кроме того, там тоже шел снег. Её уже тошнило от снега и холода. Они заставляли её кости болеть в том месте, где кожа подключалась к протезированной стали.

Она повернула взгляд обратно к человеку, сидевшему напротив нее.

— Неужели мы почти у цели?

Он кивнул, не поднимая глаз.

— Почти, Зола.

Обхватив пальцами шрам на запястье, она ждала, надеясь, что он скажет что-нибудь еще, чтобы успокоить её, но казалось, что он не тот тип людей, которые замечают чью-ибо тревогу кроме своей собственной. Она представила, как назвала бы его папой, но слово было до смешного непривычным, даже в её голове. Она не могла даже сравнить его с своим настоящим отцом, так как ее память стала чистым листом во время хирургического вмешательства и все, что у неё осталось от родителей — это чистые личные профили с простыми фотографиями, без возможности распознавания и пометкой вверху, которая маркировала их как УМЕРШИЕ. Они погибли в результате крушения хувера, которое так же лишило ее ноги и руки.

Как подтвердили все официальные записи, больше никого не было. Бабушка и дедушка Золы тоже мертвы. У неё не было ни сестер, ни братьев. Ни теток или дядюшек, или друзей — по крайней мере никто не разыскивал её. Возможно, не было ни единого человека во всей Европе, кто мог бы принять её и поэтому им пришлось искать так далеко, в Новом Пекине, прежде чем они нашли ей приемную семью.

Она зажмурилась, пытаясь вспомнить, кем они были. Безликие люди, которые вытащили её из-под обломков и превратили в это. Без сомнения, доктора и хирурги. Ученые. Программисты. Там должен был участвовать еще социальный работник, но она не помнила наверняка. Память дала ей только головокружение, проблески пригорода Франции и этого незнакомца, сидящего напротив неё, который в восторге от устройства в его руках.

Ее новый отчим.

Хувер начал замедляться, дрейфуя в сторону обочины. Его нос ударил сугроб и это привело к резкой остановке с содроганием. Зола схватилась за бар над головой, но хувер уже успокоился, немного вне порядка в слежавшийся снег.

— Вот и мы, — сказал человек, его глаза замерцали когда в хувере открылась дверь.

Она осталась пристегнутой, ее рука все еще сжимала ремень, как вдруг их окутал порыв ледяного ветра. Они подъехали к одной из небольших лачуг, с облупившейся краской и желобами, что провисли под тяжестью снега. В любом случае, это был милый маленький домик, белый с красной крышей и сухими ветками, торчащими из земли так, что Зола могла представить себе весенний сад.

Мужчина расплатился с хувером одним взмахом запястья, затем ступил на дорожку, покрытую слоем льда. Дверь в дом распахнулась едва он сделал шаг и две девочки примерно возраста Золы, визжа понеслись вниз по ступенькам. Мужчина присел на дорожку, разведя руки в стороны и девочки кинулись в его объятия.

Со своего места внутри хувера, Зола слышала смех человека в первый раз.

В дверном проеме появилась женщина, в стеганом халате с ремнями вокруг ее талии.

— Девочки, не задушите своего отца. У него была долгая поездка.

— Не слушайте свою мать, хотя бы в этот раз. Вы можете душить меня сколько угодно. — Он поцеловал дочерей в макушки, затем встал, все еще крепко держа их руки.

— Вы не хотите встретить свою новую сестру? — спросил он, оборачиваясь к хуверу. Он казалось удивился пустой дорожке за ним.

— Выходи, Зола.

Она вздрогнула и отпустила руку с ремня безопасности. Открывая дверь, она пыталась изящно ступить на обочину, но расстояние до земли было короче, чем ей казалось и тяжелая, негибкая нога ударила по льду. Она закричала и споткнулась, едва зацепившись за дверцу хувера.

Мужчина поспешил обратно к ней, подхватив её одной рукой и сжав металлические пальцы.

— Все нормально, это естественно. Твои мускулы слабы и это займет время, пока твоя проводка полностью будет интегрировать с твоей нервной системой.

Зола уставилась на землю, дрожа от холода и смущения. Она не услышала иронии в словах человека, тем не менее она не посмела смеяться над ними — что же интегрированная проводка делает с тем, что полностью естественно?

— Зола, — продолжил мужчина, толкая ее вперед, — это моя старшая дочь, Перл, и моя младшая, Пиона. А это их прекрасная мать, Адри. Твоя новая мачеха.

Она взглянула на двух его дочерей из-за занавеса тонких коричневых волос.

Они обе смотрели на нее открытую металлическую руку.

Зола пыталась уклониться, но потом самая молодая девушка, Пиона, спросила:

— Больно было, когда они надевали ее?

Снова стоя на ногах, Зола вырвала руку из руки мужчины и распрямила её по швам.

— Я не помню.

— Она была без сознания во время операции, Пиона, — сказал мужчина.