Дорога Луны
Светлана Ледовская
1.1
Я безнадежно опоздала. Последний автобус ушел пару часов назад. В темноте пустынной улицы стук каблуков отдавался гулким эхом. И зачем было цеплять на каблуки ботильонов металлические набойки? Сейчас я, как никогда, подходила на роль идеальной жертвы: белокурая, хрупкая девушка в коротком бежевом пальто, узкой юбке, своей длиной слегка прикрывающей колени, обтянутые ажурными колготками и с крохотной сумочкой на цепочке, беспомощно болтающейся в судорожно сжатых пальцах.
Откинув длинную челку, я поцарапала лоб обломанным пару часов назад ногтем. Выхватив антисептическую салфетку, я обработала поврежденную кожу и испуганно развернулась: может, это лишь игра моего воображения, но я была уверенна, что только что кто-то был рядом со мной, и стоило мне обернуться… На ладонях выступила испарина, и противный липкий страх прокатился по позвоночнику. Пытаясь не поддаваться панике, я мысленно твердила, что это невозможно, что наш захолустный городок слишком далек от имперской столицы, а значит, здесь не может быть… Едва различимая во тьме тень скользнула на границе видимости. Теперь я знала, что не ошиблась, и жить мне осталось считанные мгновения. Как-то сразу в груди развернулась пружина, не дающая мне дышать. Зачем бояться, когда уже поздно, и нельзя ничего изменить?
Я все время торопилась, пыталась произвести впечатление на тех, кого презирала, берегла безупречную репутацию, откладывала на завтра… Все откладывала. Так и не решилась купить настоящие атласные простыни, записаться на курсы йоги, подать заявку на репродукцию и высказать все Жанне, подруге, которая увела моего парня. Так часто я заглядывала в витрины магазинов и водила пальцами по рекламным проспектам туристических фирм, но даже колготки покупала на распродажах.
Вдруг пришло обидное понимание, что все, что я накопила, достанется сводной сестре, которая откровенно меня недолюбливает. Да, что уж там, ненавидит меня эта девица, за то, что бабушка мне квартиру отписала, а ей
— лишь книгу собственного сочинения, по этике. Понять-то сестрицу можно, я бы, может, тоже… Хотя, вот тут пометочку стоит поставить — Кариса не умеет ненавидеть. Вообще. Даже, когда меня собака в заповеднике покусала, или когда гопники отняли сумочку с зарплатой и отпускными вместе с надеждой на отдых на море, или когда сосед сверху залил кипятком, и, даже… Короче, не умею я ощущать это конкретное чувство. Может, потому всегда стараюсь быть хорошей, удобной, как домашние тапочки. Столько поводов было, а я все малодушно прощала, отпускала, искала и, что удивительно, находила оправдания каждой несправедливости, происходящей в моей короткой жизни. Откуда во мне эта смиренность я не знала, просто воспринимала, как данность, и никакие тренинги не вытянули из меня даже зачаток такой нужной мне здоровой злости и болезненной ненависти. Вдруг здесь, прямо посреди раскрошенного асфальта неосвещенной улицы, между серых домов с безразлично взирающими на меня окнами, я больше всего пожалела о том, что никогда по-настоящему не испытывала этих эмоций. И даже сейчас, когда мое тело будет растерзано в кровавые клочья, и душа будет запрятана в камень, я не могу заставить себя ненавидеть виновного в моей смерти.
Отбросив бесполезную сумочку, я стянула с себя пальто, расстегнула жемчужную пуговицу на белоснежной рубашке, которая душила меня весь день и вынула из волос шпильки, выпуская медовую волну из плена тугого пучка. Стало легче. Почему я не сделала этого раньше? Губы сами растянулись в улыбке. Стоило встретить смерть, чтобы перед самой гранью ощутить свободу. Удивительно, как много может вместиться в несколько минут: сожаления, обиды, прозрение, смирение.
Дорогое пальто лежало в грязи, содержимое сумки рассыпалось, расколовшийся флакон духов наполнил любимым ароматом безвкусный воздух. Запрокинув голову, я впервые за долгое время увидела небо. Темное с яркими прорезями звезд, с пеной млечного пути, разделившей его пополам и теплой желтоватой выпуклой луной. Хорошая ночь. Прохладный воздух забрался под тонкую ткань одежды, пригладил освобожденные волосы, ласково пробежался по коже, заставив крохотные волоски приподняться.
— Я готова, — прошептала в настороженную тишину и услышала тихий вздох.
Пространство содрогнулось. Я не была готова. Осознание, что я должна была побороться, пришло с крошащей все мысли волной боли. Тело изогнулось. Кости хрустели, разлетаясь осколками. Нервы рвались, словно струны, с сухими хлопками. Мышцы скручивало и растягивало. Горло, разорванное животным криком, заливало кровью. Моей кровью, смешанной с пеной, толчками выплескивающейся из разодранных ребрами легких. Я плавилась в агонии, ей не было конца, и я уже не помнила начала. Казалось, что боль бесконечна и безгранична. Она вытеснила все остальные ощущения, и, когда неожиданно она отступила, я оглохла от тишины, в одну и ту же секунду одновременно и замерзла, и раскалилась добела, потерявшись в темноте.
1.2
Вокруг был только свет в абсолютно белом пространстве. Закрыть глаза не удавалось. Отчего-то я совершенно не удивилась, не ощутив собственного тела. По всем законам логики это должно было меня напугать, но не вызвало не единого отклика в душе. Душа… Наверное, я в камне. В белом мерцающем камне.
*****
В нашей империи не существовало ничего, что можно было противопоставить ловцам. Им никто не указ, и горе тому, кто обратил на себя их внимание. Они появились несколько веков назад. История утверждает, что раньше их не существовало, но в это было сложно поверить. Ловцами с самого детства пугают непослушных и, в отличие от бабаек, они действительно могут явиться в ваш дом. Справедливости ради стоит признать, что детьми оные не интересуются. От человека ловца не отличить, если он этого не желает, но, когда он проявляет свою сущность, спутать его со смертным нельзя даже в состоянии наркотического бреда. Сохраняя вполне заурядную, привычную для наших глаз, оболочку, ловцы обладают сверхвозможной силой, скоростью и регенерацией. Убить ловца невозможно. Эту непреложную истину знает каждый житель империи, как и то, что лишь за попытку глупца уже ожидает показательная казнь с извлечением души и уничтожением ее без права перерождения. Что может быть страшнее? Убийство каждого, к кому несостоявшийся убийца испытывал сильную эмоциональную привязанность. Хотя для них все ужасно уже от осознания, что в следующих воплощениях они НИКОГДА не встретят того, кого ловцы уничтожили окончательно. Разорванные цепи теряют звенья, и спустя несколько кругов несчастные практически всем составом становятся отверженными, опустившимися, потерянными. Такие души принудительно извлекают из тел и помещают в камни. Говорят, встречаются ловцы, обвешанные бусами как стародавние праздничные деревья с музейных открыток, украшенные к новому годовому обороту. Задача ловца освобождать тела от уставших или испорченных душ и отпускать их в новый круг.
Моя семья потеряла одного из своих уже давно. Он совершил нечто немыслимое, о чем было запрещено даже говорить, и свидетельства его преступления были стерты из источников памяти, хранящихся в нашей цепи. Мы перебрались подальше от столицы, в забытый империей уголок в надежде, что о нас забудут и скрытые от вездесущих ловцов, мы обретем шанс восстановиться. Бабушка свято верила, что спасение возможно и убедила в этом меня. Необязательно быть добрыми и благородными, главное — иметь перспективу, гореть изнутри нетленной искрой. Я верила, ровно до того момента, как ощутила чужое присутствие на ночной улице. Наверное, я могла бы верить в это и после ухода за грань, вот только я не ощущала больше ничего, а это означало, что меня закрыли в камне.
На короткое, едва уловимое мгновение я испытала злость, и пространство вокруг изогнулось. Следом пришла апатия, и я вновь погрузилась в ленивое вялое течение собственных мыслей.
