Не та девушка - Илана Васина

Стоит мне переступить за школьный порог, как робкие надежды на спокойные, пусть даже скучные каникулы начинают лопаться одна за другой. Точь-в-точь как мыльные пузыри, приземлившиеся на твердую поверхность.

Начнем с того, что разлюбезный отчим отправил за мной Смули, самого безнадежного пьяницу из числа своих слуг. Мой предполагаемый защитник в первом же трактире потратил на выпивку все серебряные монеты, так что у нас не осталось ни гроша на ночлег.

Неуверенно пошатываясь, он вручил мне поводья, улегся за моей спиной и безмятежно захрапел. Пришлось самой занять место возницы и по залитой лунным светом дороге трюхать домой.

Наверно, лесные разбойники пренебрежительно кривились, глядя на скрипучую, полусгнившую телегу да неказистую, старую кобылу, едва волочащую поклажу с двумя седоками, полунищими на вид. Мы выглядели столь жалкой добычей, что никто на нас даже не посягнул.

Чтобы не трястись от страха, пересекая Грёнские леса, всю дорогу вспоминаю магические заклинания, которым втайне научилась у своей школьной подруги.

Извлекаю из воздуха водяные капли, собираю их воедино и направляю струйку себе в рот. Утолив жажду, организм просыпается и кое-как бодрствует последующие несколько часов.

Хотя возможно, мне только кажется, что я бодрствую, потому что замечаю наше прибытие к поместью Фрёдов, когда повозка останавливаемся перед массивными воротами. Сползаю с сиденья совершенно разбитая. Все тело ломит, и, как показал недавний осмотр ног, сплошь покрыто синяками разной степени тяжести.

Глажу пегую хромоножку Мирту по спутанной гриве и сонно потягиваюсь. Заворачиваюсь плотнее в потертый бархат и стучусь в ворота. От ударов молота разносится обманчиво гулкое эхо. По опыту знаю: эти звуки едва слышны даже в самой ближней части замка. Только тролль услышит с его звериным слухом, однако именно на это я и рассчитываю.

Вжимаюсь лицом в кружевные загогулины ворот, и пытаюсь разглядеть, не идет ли кто впустить ранних гостей.

В это время суток все обитатели поместья обычно спят, только старая троллиха Ингвер наверняка уже хлопочет на кухне. Месит тесто для пряных лепешек, собирает яйца из-под кур, взбивает масло из надоенного молока. Не ее ли силуэт мелькнул там, за деревьями? Нет, слишком он высокий и мощный. Наша кухарка хоть и рослая, но не настолько.

Неужели отчим встал спозаранку, чтобы самолично приветствовать падчерицу, прибывшую домой на каникулы? При одной мысли о нем мне становится так зябко, что еще плотнее кутаюсь в ткань. Вот кого я меньше всего хочу сейчас видеть — так это сира Барди Фрёда, безукоризненного в своей жестокости аристократа!

На миг отвлекаюсь, поворачиваюсь к Мирте, щекотно уткнувшей влажные губы мне в затылок. В ее умных, усталых глазах светится нетерпение: «Ну когда же, когда мы доберемся до стойла?»

Ласково треплю ее по загривку, обещаю скорый отдых, но как только разворачиваюсь обратно, лицом к замку, едва удерживаюсь от испуганного вскрика.

По другую сторону ограды, всего в метре от меня стоит огромный мужчина, одетый в ужасающие лохмотья: мешковатую рубаху всю в заплатах, и безразмерные холщовые штаны, подвязанные веревкой так, чтобы не спадали. Он наверняка не мылся целую вечность, и амбрэ от него соответствующий.

Лицо не разглядеть за длинными космами и толстым слоем голубовато-серой грязи. Глаз тоже не видно, но я ощущаю на своей коже его пристальный взгляд и с трудом подавляю желание бежать от него со всех ног. Хотя одновременно понимаю: от такого далеко не убежишь!

Опасливо пячусь. Шажок. Еще шажок. Натыкаюсь на лошадь и жмусь к ней, спокойной и уверенной. Радуюсь, что нас с незнакомцем разделяет трехметровая, стальная решетка. Ее не под силу перемахнуть даже такому гиганту. Хочу в это верить… Неужели разбойник или нищий забрался в дом, чтобы поживиться, а теперь случайно наткнулся на меня, легкую добычу?

— Кто ты? — прерывает наши гляделки мужчина. Голос у него неожиданно приятный: низкий, с хрипотцой и ни капли не грубый. Правда, учитывая ситуацию, это мне надо бы узнавать, кто он таков и откуда. Откашляв свою растерянность в ладошку, заявляю как можно авторитетнее:

— Ханна Фрёд, дочь хозяина этого поместья. А ты кто такой, незнакомец?

— Хродгейр, юная госпожа. Новый слуга.

Хоть он и произносит формальное «госпожа», но в его интонациях нет и намека на почтительность. Скорее, так… легкая снисходительность. Он и «новый слуга» выговаривает с едва заметной ухмылкой, как будто насмехается над дурацким капризом судьбы.

К счастью, после нашей лаконичной беседы в пальцах горообразного мужчины звенькает связка ключей, и он приступает к вскрытию ржавого замка, давая наконец повод порадоваться его приходу.

Вскоре Хродгейр настежь распахивает ворота, ловко подхватывает под уздцы лошадь и вместе с храпящим пьяницей Скули ведет ее в конюшню. Я же плетусь в обход замковых флигелей, чтобы через черный вход попасть на кухню, к прислуге.

Не успеваю открыть потемневшую от времени дверь, как она сама выстреливает наружу, чуть не сбив меня с ног. Оттуда вылетает большая, словно медведица Ингвер и душит в объятиях:

— Ханна, детка моя! Ты здесь… Мы тебя позже ждали, не раньше обеда… Ноги бы оторвать этому пропойце! Кто же ездит среди ночи по лесу, полному разбойников? А я услыхала какой-то стук… На всякий случай отправила Хродгейра проверить… Думала, чой-то мне, старой, опять померещилось! А нет… Это ты стучала, ты! Значит, старая Ингвер еще не выжила из ума!

Чувствую, как в ее распаренных от жара руках трещат мои косточки. Тролли не умеют рассчитывать свою силу, даже в старости и немощи. Упаси вас Великий пожать троллю руку на его смертном одре! Ни единого целого пальчика не останется!

— Я тоже рада тебя видеть, — из моей груди вылетает лишь сдавленный писк. — Только мне бы подышать немного…

Ингвер отстраняется на шаг, правда лишь для того, чтобы вцепиться в мою ладошку сильными, шершавыми пальцами и втащить меня в жарко натопленную кухню. Оказавшись внутри, она внимательно меня осматривает и шумно втягивает приплюснутыми ноздрями воздух:

— Ты пахнешь голодом, усталостью и еще чем-то… Эх, теряю нюх на старости.

Крутит-вертит меня, оценивая со всех боков, как репку в овощной лавке. Видимо, видок у меня так себе, поскольку кухарка хмурится и без конца причитает:

— Глянь-ка… Ничего не осталось от пухленькой розовощечки, ухватить не за что… Бледная, как луна… Тощая, как лучинка… Садись-ка скорей за стол, детонька! Худоба — это дело излечимое! Главное, почаще заглядывай ко мне на кухню!

За что я люблю Ингвер — она умеет заботиться