О любви и лимонаде - Ирина Зволинская

У меня тряслись руки. Вот прямо дрожали, и такими руками, конечно, разливать лимонад было нельзя. Я недовольно посмотрела на запотевший кувшин. В этот момент дверь в кафе открылась, и в помещение вошел Джереми, мой помощник. При каждом шаге на его длинных ногах смешно подпрыгивали немного короткие узкие клетчатые брюки, открывая всему миру идеально белые носки, а в руках у него был бумажный пакет, которым он лихо размахивал из стороны в сторону.

— Доброе утро! — поздоровался он.

— Д-д-доброе.

Ну вот, пожалуйста. У меня еще и зубы стучат. Еще бы они не стучали, если высшее общество Фритана соберется здесь через пару часов!

Джереми забрал у меня кувшин. Поставив и его, и свой пакет на барную стойку, он тщательно вымыл руки, а затем вернулся, чтобы разлить лимонад по заранее приготовленным стаканам. Лимонад шипел, а сладкий запах с нотой лимона щекотал нос, пальцы Джереми порхали, небрежно и в то же время мастерски украшая бокалы веточками свежей мяты. Я залюбовалась.

А ведь тогда, почти два года назад, когда я только прибыла во Фритан с одним лишь чемоданом, протянутая ладонь Джереми посреди толпы пассажиров на воздушном вокзале стала моей опорой в новой жизни. Спустившись по приставной лестнице из салона дирижабля, я засмотрелась на сияющие в лучах полуденного солнца знаменитые башни Фритана и запнулась о камень мостовой. От падения меня спас нескладный долговязый парень, на вид лет на пять младше меня. «Джереми Спенсер», — поддерживая меня за локоть, представился он.

Как и я он приехал в свободный город искать свободы, только с тем отличием, что у меня имелись кое-какие сбережения и счет в банке, а у него не было ни единого тана. Поэтому прямо с воздушного вокзала он собирался идти в агентство по найму — искать кров и работу, ну а я собиралась туда же, чтобы найти того, кто бы работал на меня. Судьба.

Я так задумалась, что и не заметила, как бокалы исчезли со стола — он убрал их в стазисный шкаф, активировав амулет на дверце.

— Ты уже завтракала? — спросил Джереми, тактично не увидев моей нервозности. Всё он видел, разумеется. За что я его и ценила.

— Нет, не успела.

Честно говоря, кусок в горло не лез, так я нервничала перед приходом высокопоставленных гостей. Ведь если что-то пойдет не так, наша репутация будет испорчена. Но в случае успеха лучше рекламы не найти.

Я обвела глазами до блеска начищенный зал кафе, вспоминая, через что мы прошли, с нуля строя собственное дело.

Сначала был крошечный ларек у Центрального парка, в котором мы с Джереми торговали лимонадом и собственноручно сделанным мороженым. Помню, с какой неохотой я расставалась с деньгами на большущий стазисный шкаф, списанный из какого-то ресторана. Но даже такой, с работающим через раз амулетом, он стоил половину имеющихся у меня средств, и увели мы его из-под носа конкурентов только благодаря хорошо подвешенному языку Джереми. Не зря, ой не зря он учился на адвоката, и совершенно напрасно утверждал, что тем самым спустил семейные деньги в трубу.

Уверена, из него вышел бы превосходный законник, если бы не сердечная рана, из-за которой он уехал во Фритан. Это какой же надо быть дурой, чтобы ему отказать?

С другой стороны, и хорошо, что его первая любовь оказалась именно такой! Иначе мы бы никогда не встретились. Я подняла глаза, разглядывая его сияющее лицо. Раннее утро, а он уже успел куда-то сходить — я слышала, как он спускался со своего этажа по лестнице, когда на часах было семь. И ладно бы просто сходил, еще и вернулся подозрительно довольным. Зеленые глаза сверкают за линзами очков, на узком лице румянец во всю щеку…

Ты безнадежно опоздала со своим предложением, Тафна Герхард…

Поймав мой взгляд, Джереми широко улыбнулся.

— Ну а раз ты еще не ела, то моя покупка как раз кстати. — Сбросив с плеч клетчатый пиджак, он потянулся к своему пакету.

Рубашка натянулась на его спине — с тех пор, как мы познакомились, Джереми заметно раздался в плечах и оброс мышцами (еще бы, вся тяжелая работа доставалась ему). Большинство вещей пора было отправить на помойку, или отдать нуждающимся, но мой слишком рачительный помощник на эти мои слова только отмахивался. Зачем, мол, тратиться? Подумаешь, не рвется же еще. Рваться-то, конечно, не рвется, но слишком обтягивает. Вот и нанятые на сегодняшнее мероприятие официантки отвлеклись от сервировки стола, свернув на него голову.

— Тафна? — позвал он меня. — Ты чего такая хмурая?

— Ничего, просто переживаю. — Я поправила бант на заколке и, удостоверившись, что девицы правильно поняли мои грозно сведенные брови, посмотрела на Джереми. В руке у него была баночка, которую он тут же и открыл, аккуратно положив крышку на стойку.

— Это же… это… — Я сглотнула набежавшую слюну.

Запах из банки было не перепутать ни с чем, а главное, нарисованная красивым почерком дата на бумажной этикетке оказалась… вчерашней!

— Свежий клубничный джем! — радостно сообщил мне он.

Во Фритане клубника — большая редкость. И потому что выращивать её было сложно, и потому, что позволить себе её могли немногие. Для меня, с детства обожающей клубнику, эта баночка представляла настоящее сокровище.

— О… — Я с благоговением приняла банку из его рук. — Но ведь до урожая еще пара недель, где же ты его нашел, а главное, сколько же он стоил?

— Секрет фирмы, — поправив очки, хитро сощурился Джереми. — Сейчас, подожди, я тебе кофе сварю и булочек принесу, — сказал он, не давая мне вставить ни слова, и рванул в сторону кухни мимо шушукающихся официанток. Они, кстати, не осмелились с ним заговорить и даже опустили при его приближении глаза.

Хорошие девушки. Их и буду приглашать, если сегодняшнее мероприятие пройдет успешно.

Я любовно погладила пузатый бок баночки и снова принялась вспоминать.

Торговля в парке пошла почти сразу. Наш лимонад был вкусным, мороженое — холодным и тоже вкусным, и мы распродавали всё, что сделали накануне, всего за пару часов! Тут, конечно, нас заметили не только покупатели, но и полиция, и всякие проверяющие органы… Но! Джереми ведь почти адвокат! У нас всё было легально!

Спрос рос, и тогда мы арендовали кусочек земли. Ох, сколько нашей крови выпила мэрия и сколько денег при этом ушло — я рыдала! Но мы таки открыли ларек у