Варвара Корсарова
Чудесная чайная Эрлы
Глава 1
Невольное проклятие
Во всем королевстве нет города мрачнее, чем Ферробург.
Летом в Ферробурге душно и пыльно. Зимой сыро, снег черен от сажи. Весной хлюпает грязь, горожане шмыгают носами и хрипло костерят погоду.
Осень в город приходит рано. Дым из фабричных труб смешивается с туманом и затягивает улицы сизым маревом, а небо висит так низко, что вот-вот с чавканьем накроет мостовую, как сырое одеяло.
Но все же есть в Ферробурге волшебное место, где уютно круглый год. Горожане приходят сюда за тем, чего не найти в их бедных лачугах, в холодных цехах и пыльных мастерских.
Это место – моя «Чудесная чайная Эрлы».
Я люблю свое заведение так нежно, как иной любит своего ребенка.
Здесь тепло и светло. В комнатах пахнет мятой, апельсинами и кардамоном. Поскрипывают вощеные полы, тикают ходики, механическая канарейка выводит трели, подражая звону фарфоровых чашек.
Дом и лавка на первом этаже – мой островок спокойствия, моя крепость, где можно спрятаться от невзгод.
И потому в первый день осени я смотрела в окно с умиротворением.
По карнизам стучал дождь. Небо затянула хмарь. Мокрые галки прыгали по террасе, дорожки блестели от влаги. Но непогода мне была нипочем; унылая картина за окном даже казалось красивой.
До открытия торгового зала оставалось полтора часа. Еще было время выпить первую чашку чая. Обычно я начинала день со смоляного Аури Драконис с нотками корицы и дыма.
Придвинула столик к окну. Выложила на блюдце имбирное печенье. Отмерила и насыпала в тонкую фарфоровую чашку ложку золотистого порошка. Обернула руку полотенцем и сняла с огня посвистывающий чайник. Но в недобрый миг вновь глянула в окно и застыла. Рука дрогнула, а кипяток пролился мимо чашки.
За низким палисадником возникла долговязая фигура местного богача Бельмора.
Грудь немедленно сдавил противный страх.
Между мной и Бельмором тлела давняя вражда. Этот старый сквалыга, удачливый делец и неудачливый адепт ферромагии, мечтал забрать мою лавку.
Бельмор владел всеми кухмистерскими в городе, заводиком собачьих кормов, фабрикой пищевых полуфабрикатов и булочной, где выпекали дешевый склизкий хлеб. Он поставлял готовые обеды рабочим на заводах и завтраки в школу. Поговаривали, что и завтраки, и обеды, и собачий корм делали из одного сырья – из отходов со скотобойни и вялых овощей. Местные доктора вслух ругали Бельмора, но втайне молились на него. Благодаря стряпне Бельмора у докторов не переводились пациенты с желудочным катаром, а в кошельке – монеты.
На предложение Бельмора продать чайную я ответила твердым отказом. Тогда Бельмор уговорил бургомистра поднять налог на недвижимость, рассчитывая, что я не потяну плату и сдамся. Он распространял о моей лавке лживые слухи, уверяя, что мои конфеты и печенье вредны для здоровья и заряжены гнилостной магией.
Поэтому появление Бельмора ранним утром у моего дома не сулило ничего хорошего.
Я отставила чайник и стала наблюдать, надеясь, что пронесет, и злобный старик уйдет восвояси.
Бельмор не спешил приблизиться к лавке. Он изучал деревце аметистовой вишни, что я высадила у забора этой весной. Саженец был привезен из далекого Альдора и куплен у странствующего торговца Фарахира на Полуночном рынке.
Свежие плоды аметистовой вишни горчат, но из сушеных делают удивительный чай. Дюжину отборных вишен заливают чуть остывшим кипятком, добавив бадьяна, корицы, гвоздики и меда. Через десять минут готов волшебный напиток цвета зрелого вина. Он бархатистый, кисловатый, терпкий и сладкий. Когда делаешь глоток, твое сердце начинает биться, как у влюбленного, а губы опаляет жар первого поцелуя.
Мне давно хотелось вырастить аметистовую вишню. Я назвала деревце Аурикой и возлагала на него большие надежды. Но с чего бы Бельмору ей интересоваться?!
Фабрикант нахмурился. Хищно протянул руку к саженцу. Перехватил пальцами тоненький ствол, покачал, примеряясь. А потом с силой выдернул деревце из земли и брезгливо отбросил его в сторону.
Удовлетворенно улыбнулся, вытащил из кармана клетчатый платок и вытер пальцы.
На смену моему страху мигом пришла ярость. В висках запульсировало, в груди стало горячо.
Я бросилась к двери. Как есть, в платье и домашних туфлях, сбежала по крыльцу и подлетела к дороге.
– Вы что вытворяете, господин Бельмор? – крикнула я гневно. – Что вы наделали?
Старик ни капли не смутился.
Он выпрямился передо мной, широко расставив длинные ноги, опершись обеими руками на лакированную трость.
Бэзил Бельмор высокий, сухой и крепкий, как вековой дуб. Лицо у него узкое, словно доска, глаза сидят близко у крючковатого носа. Потому и его взгляд на мир узок: Бельмор видит лишь то, что приносит прибыль.
Одет этим утром он был, как всегда, щеголем, – черный сюртук, жесткий белый галстук. Накрахмаленный воротник рубашки хрустел, как новенькая банкнота, на голове сидел высокий цилиндр. К лакированным сапогам Бельмора отчего-то не приставала уличная слякоть.
Он нахмурил мохнатые брови и скривил губы, да только его немая угроза меня не испугала.
– Как вам не стыдно! – укорила я его громко. – Так поступают только неразумные дети. Подобная шалость заслуживает хорошей хворостины!
– Это паршивое дерево торчало у дороги. Я навел порядок, – презрительно бросил Бельмор.
– Какое вы имеете право? Это общественная земля!
– Вот именно. Ты имеешь право сажать сорняки у дороги, а я имею право от них избавляться. Я собираюсь приобрести у муниципалитета этот участок и поставить на нем механический шкаф для продажи пива и пирожков, – Бельмор с силой стукнул тростью по земле. – Удобное местечко, и я распоряжусь им с толком, когда твоя лавка отойдет мне.
– Скорее свинья запоет, чем вы получите чайную!
Я сжала кулаки. Бельмор уже практически считал чайную своей! Задумал поставить перед ней уродливый шкаф-торговец с коптящей дымовой трубой и продавать кислое пиво и пирожки с тухлой начинкой.
Наверное у меня в глазах полыхнуло подлинное бешенство, потому что Бельмор крепче перехватил трость и отступил на шаг, как будто собираясь защищаться.
– Повежливее, барышня! Не забывай, с кем говоришь!
Он повысил голос и огляделся в поисках свидетелей. На улице было полно прохожих, несмотря на ранний час.
Трое чумазых рабочих возвращались с ночной смены на фабрике. Стайка школьников спешила на занятия. Владелец галантереи стоял на крыльце с трубкой в зубах. Почтальон тащил тяжелую сумку. Точильщик Тинвин брел по обочине, побрякивая инструментом.
Услышав Бельмора, все прохожие остановились, ожидая развлечения в виде скандала.
И они его получили.
– Вы ведете себя низко, господин Бельмор! – выкрикнула я, не обращая на зевак внимания. Я не владела собой. Красная пелена гнева застила глаза. Меня понесло. В таком состоянии я, обычно робкая и вежливая девица, делаю глупости и говорю то, о чем позже сожалею.
Старик рассмеялся и бросил на меня внимательно-недобрый взгляд.
– Ишь как заговорила! Но тебе ли меня обвинять, Эрла? Ты травишь людей витамагией. Ну-ка, скажи, что за чудовищ ты выращиваешь в своей оранжерее? И что добавляешь в напитки и конфеты? Лет двести назад тебя назвали бы ведьмой.
– Будь я ведьмой, Бельмор, уж давным-давно превратила бы вас в корягу! Потому что душонка у вас гнилая, а честь и совесть истлели в труху.
Стоило грубым словам вылететь из моего рта, как я мигом устыдилась. Но со всех сторон послышались смешки, владелец галантереи бурно похлопал в ладоши.
Бельмора ненавидели в городе. Симпатии свидетелей ссоры были на моей стороне. Они упивались каждым словом.
Я почувствовала воодушевление от их безмолвной поддержки.
– Придется пожаловаться на вас бургомистру, господин Бельмор. Или новому комиссару!
В ответ на это Бельмор расхохотался до слез.
